Миллион с Канатной
Шрифт:
— А ты знаешь, где искать?
— То-то и оно, что не знаю! Зайхер и Фараон знали — но где они сейчас? Додик, внук Эдика, тоже знал. Да только сгинул с земли одесской. Искал его, да ни за шо не нашел. А Зайхер с Фараоном того... Им «слезы Боженьки» уже без надобности. Над ними живой Боженька плачет. Над босяками.
— А этот страшный, поп?
— Он же черт! — Багряк испуганно перекрестился и понизил голос. — Кто же черта о чем спрашивает? Черт завсегда черт! Душу выест за косточек. Нет, я ни за какие камни с ним больше не заговорю. У меня
— Багряк, может, ты за него еще что вспомнишь? — не унималась Таня.
— И не спрашивай даже! И знать за то не хочу.
В этот момент по залу разлилась яркая волна серебристого звука, и Таня увидела на сцене Кирсту. В белоснежном вечернем платье с блестками она ничем не напоминала ту опустившуюся наркоманку, с которой Таня разговаривала. Кирста была прекрасна! Ее высокий голос казался серебристым. В нем были бархат и страсть, и на какое-то мгновение Таня забыла обо всем на свете, даже рассказ Багряка.
Но в глаза ей вдруг бросилась важная деталь — локтевые сгибы Кирсты закрывала плотная шаль из блестящей ткани, и это означало, что прекрасному голосу скоро суждено кануть в вечность. Недолго осталось ему звучать...
Эта печальная мысль вернула Таню к действительности, и она повернулась к Багряку.
— Давно это было? Давно с Японцем брали камни?
— Давно, — Багряк закатил глаза, — до войны. До красных. До этого всеобщего хипиша. До того, как с ног на голову, жопой кверху весь мир, как спичечный коробок... Хрусть под ногой — и всё...
Внезапно тело Тани пронзила такая острая боль, что, дико вскрикнув, она прижала руки к животу. Ребенок не просто бился в ней, ребенок колотил ее с такой силой, что невыносимые волны боли судорогой сводили низ живота. Это было больно и странно! Вот уже несколько дней Таня ощущала толчки ребенка, его движения доставляли ей огромную радость. Но только не так! В этот раз эту боль нельзя было выдержать. Тане мучительно захотелось в туалет. С изменившимся лицом она поднялась из-за столика.
— Эй, ты чего? — Витька распахнул глаза.
— Живот прихватило. Я сейчас...
Она стала пробираться между столиков, прижимая руки к животу. В самых дверях обернулась. В луче электрического прожектора Кирста казалась сияющим изваянием, настоящим ангелом, которому не место на земле. На какое-то мгновение Тане показалось, что за спиной у Кирсты выросли крылья — мощные крылья ангела, и она скоро взлетит.
Таня едва успела добежать до туалета. Умыла воспаленное лицо холодной водой.
— Что ж ты творишь... — нежно провела рукой по животу.
А затем... Дальше все произошло одновременно: звук и ощущение, что земля уходит из-под ног... Грохот, сотрясающий стены... Зеркало слетело и разбилось... Не удержавшись на ногах, Таня упала, страшно закричав. Из окон туалета вылетели стекла. С потолка посыпались камни, куски штукатурки. Не переставая кричать, Таня свернулась в клубочек на полу и закрыла голову руками...
Глава 20
Потом все смолкло. Медленно опустив руки вниз, Таня попыталась сесть. Стены туалета не рухнули, но повреждения были значительные. Рядом с Таней никого не было.
Стараясь двигаться очень осторожно, Таня поднялась на ноги. К ее огромному удивлению, с ребенком все было в порядке, мужественный малыш снова двинул ее в живот. В этот раз в ударах не было боли. Но ребенок бился, он был жив!
Что же произошло? Все указывало на то, что это был взрыв. И, по всей видимости, эпицентр находился в ресторане.
Идти Тане было тяжело, голова ее кружилась, а ноги были словно ватные. К тому же ее начало тошнить.
Преодолевая себя, она с трудом вышла из туалета в коридор. И попала в ад. Вокруг раздавались вопли, везде царил разгром. Вперемешку валялись куски мебели, части разорванных человеческих тел, окровавленные обрубки, на полу начинало загустевать море еще теплой крови.
Это был кошмар — двигаться среди изувеченных тел, зная, что все они мертвы, все! Ноги ее прилипали к окровавленному полу. Тане начинало казаться, что она умерла и попала в преисподнюю. Ей хотелось кричать, но она не могла. Фантасмагория этого ужаса просто уничтожила ее сознание, разорвала в клочья. И, подчиняясь какому-то странному, необъяснимому инстинкту, Таня продолжала двигаться вперед. Она должна была выйти, она должна была добраться до сцены. В ноздри бил ужасающий запах свежей крови — тошнотворный, с металлическим привкусом...
В зале находились и те, кто уцелел. Кое-как они выползали из-под обломков мебели. Везде раздавались стоны раненых. Таня думала не о них. Вот и сцена. Похоже, эпицентром взрыва было именно это место. Здесь было больше всего трупов — в таком жутком состоянии, что на них невозможно было смотреть. Но Таня заставляла себя смотреть... А потом понимание пришло — как удар, едва не сбив ее с ног.
Они все были мертвы. Все. И Кирста — в платье, ставшем красным от крови. И Коцик, и Топтыш, и Багряк, и Витька Грач... Отовсюду Таня видела остекленевшие, застывшие глаза. Ей казалось, что эти глаза вечно будут смотреть на нее.
Кровь, отдельные куски тел, обломки мебели, и снова кровь... И если бы она осталась за столиком, она тоже была бы мертва — вместе с ними. Ребенок спас ей жизнь.
Это было настоящим чудом, не иначе! И, прижав обе руки к животу, Таня отчаянно зарыдала, словно стремясь этим страшным криком вернуть себя к жизни.
Постепенно место взрыва стало заполняться людьми. Среди этих людей очень многие были в военной форме. На плечо Тани легла тяжелая рука, и, обернувшись, Таня разглядела пожилого солдата в потертой форме.