Миллстоун и старые тайны новых территорий
Шрифт:
В остальном всё было сработано достаточно хорошо. Настолько хорошо, что Джон не знал, за что зацепиться. Кора, которой был выстелен пол, не несла на себе следов. Остальное убранство тоже - не похоже было, что здесь кто-то сопротивлялся чьему-то желанию его убить. Если бы республика была ближе, и её представители своими действиями могли здесь чего-то добиться, он бы сказал, что это мог быть кто-то из их особо скрытных специалистов. Всё также не оставлено ни одного следа, кроме, собственно, тела.
– Итак, - сказал Джон, доставая сигареты после того, как вышел из хижины, - мне кажется,
– Что именно?
– Подробностей ритуалов, например.
– Их никто не знает, кроме жрецов, а Хитт, как вы видели, ещё не стар, и никого не обучал.
– Хорошо. Тогда если вам нужно всё с официальными подтверждениями, мы посылаем господина Хитта на вскрытие, там подтверждают, что у него нет никаких травм, которые можно было бы сопоставить со смертью. Далее мы проводим анализ содержимого чашечек. В одной из них определённо яд, который господин Хитт сам для себя приготовил, а потом употребил. Больше я ничего сказать не могу.
Брик раскраснелся, как будто бы в злом умысле уличили его, и правосудие уже греет ему затылок своим дыханием. Он осторожно посмотрел на своих сопровождающих, а потом приказал им ждать на опушке леса. Они покорно выполнили его указание, он проводил их взглядом, после чего достал из внутреннего кармана своего пиджака небольшую фляжку, качнув головой, отхлебнул из неё, а потом вытер вспотевший лоб платком.
– Вы будете?
– после ещё одного молчаливого глотка, он предложил фляжку Джону.
– Нет, спасибо, - отказался Миллстоун, затягиваясь сигаретой, - так у нас будет разговор?
– Очень не хотелось бы, но, боюсь, это единственный шанс убедить вас.
– Пожалуй, - кивнул Джон.
Алесс посмотрел на Шейлу, а потом на Миллстоуна, как бы спрашивая его глазами, не против ли он, что эта женщина услышит их разговор.
– Мы оба вас слушаем, - кивнул Джон.
– В общем, - он резко выдохнул, ещё раз отхлебнул из фляжки, поморщился, после чего продолжил, - поверили бы вы мне, если бы я сказал, что он отравлен, и что яд он может приготовить сам? Более того, в определённых ситуациях он должен бы был его принять. У нас есть поверье, что в конце своей жизни жрец должен принести себя в жертву лесным духам, слиться с ними, и тем самым дать энергию священному лесу. Он должен отойти к ним при помощи ка-яны - особого яда, который готовится из ягод и трав, растущих на берегу реки.
– Река здесь недалеко, верно?
– спросил Джон.
– Да, - с тенью обречённостью ответил Брик.
– Продолжайте по поводу ритуала. Пока что всё, что мы наблюдаем, говорит о том, что он был выполнен верно.
– Да, но он же ещё молод!
– чуть ли не завопил Брик, - он не оставил после себя ученика. А это - совсем другой ритуал. Это самое плохое знамение, которое только может быть. Оно означает наш конец. Я могу успокоить жителей нашей деревни только тем, что он сделал это не сам. Он не мог сделать это, понимаете?
– Почему?
– Потому что у нас просто был пожар. Это тоже нехорошо, но не настолько.
– Устрой поджог, ритуально убей жреца, и пожалуйста - всё племя в страхе, - Миллстоун улыбнулся, посмотрев на Шейлу.
– Но это не значит, что кто-то решил
– Верно, но всё равно цель очень сладкая. И тут на первый план выходит другой ход, - Джон перевёл глаза на Брика, - я так понимаю, даже ваши приближённые не знали об этом ритуале, тем более, о рецепте яда и прочих подробностях.
– Да. Для нас жрец просто уходит в лес, и его забирают духи. Всё, что связано с похоронами, проводит ученик, а потом оповещает нас, непосвящённых.
– Но ведь как-то вышло, что об этом знаете вы, - заметила Шейла.
– Мой отец был жрецом, - всё так же обречённо сказал Брик.
– И он не передал сие почётное звание вам?
– спросил Джон.
– Наши правила это запрещают, и потом, я бы и сам не сказал, что я достоин.
– Но кое-какие тайны отец вам приоткрыл. А вы? В детстве все болтливы.
– Я узнал уже в зрелом возрасте, когда занимал видное положение в общине. Но, признаться, это было не совсем правильно со стороны отца.
– Ладно, к этому мы при надобности ещё вернёмся. Кто ещё мог знать о ваших обрядах и сопутствующих вещах?
– В нашей деревне - никто.
– Но вы ведь понимаете, что я, к примеру, не смог бы сделать ничего подобного. Незнающий человек устранил бы жреца любым другим доступным ему способом. Ни к чему было всё делать в соответствии с ритуалом. А раз всё сделано так, то целью был не непосредственно он, а все ваши жители. Учитывая, что знания эти редки, круг людей должен быть небольшим. Вы можете предположить, кто это мог быть?
Раскрасневшийся до этого Брик чуть было не побелел. Как будто бы только после того, как прокрутил все события ещё раз вместе с Миллстоуном, что-то понял. Он снова достал фляжку и отхлебнул, как будто ему нужно было опьянение для того, чтобы решиться на разговор.
– Ну, у нас были давно некоторые разногласия с, - он немного помедлил, - другими.
– С другими кем?
– настойчиво спросил Джон.
– Ну, в общем... Это даже не конфликт из-за верований, а больше из-за жизни. Мы всегда жили очень замкнуто, старались почти не вести дел с теми, кто не относится к нам. Так, вынужденно. Не то, чтобы мы враждебно относились к чужакам. Я сказал бы - осторожно. Но были и те, кто наоборот, хотел чуть ли не слиться с другими, быть открытыми и всё в этом роде. И сейчас, с приходом федерации это напряжение усилилось. Это не было конфликтом, никогда не доходило дальше сплетен и подобного тому. Мы старались показать, что жизнь в затворничестве лучше, они - что открытость не так уж плоха.
– Эти другие могли знать о ритуале?
– Я не знаю. Возможно.
– У них были свои жрецы?
– Нельзя сравнивать с тем, кто живёт в лесу. Это особый жрец. При всех наших разногласиях, его всё равно уважали даже на другом берегу и приходили за советом.
– На другом берегу?
– поднял брови Джон, - так вас разделяет река.
– Да. Но, как говорят, мосты не сожжены. И, если вы спросите меня, я отвечу, что у них не было причин делать то, что произошло.
– Ну, разумеется, - улыбнулся Миллстоун, - ни у кого не было причин, но мы, тем не менее, имеем труп, как минимум странный.