Милорадович
Шрифт:
Сложно понять, в кого именно метил будущий шеф жандармов — в адъютанта или в самого генерал-губернатора, бывшего для него надежной защитой. Ведь даже «После смерти графа Федор Глинка, позванный к допросу, все свалил на покойника, говоря, что он приказал ему сойтись с революционерами, следить за их действиями и передавать всё, что заметит» [1730] .
Александр I «24 мая прибыл в Царское Село. Здесь, тотчас же после возвращения, он узнал о доносе, полученном в его отсутствие, о политическом заговоре, с приложением списка всех лиц, замешанных в нем» [1731] .
1730
Берг Н.В.Записки // Русские мемуары. Избранные страницы. 1826-1856 гг. М., 1990. с. 366.
1731
Николай Михайлович, вел. кн.Император Александр I. с. 264.
Кажется, тут бы следовало сразу пресечь заговор, однако…
«На этом факте приходится остановиться, но объяснить его логично мы затрудняемся… Если сопоставить строгости по приговору Семеновского полка и всю переписку по этому делу, где государь упорно искал причин политических, не обнаруженных ни следствием, ни судом, то как допустить полнейшую индифферентность к записке Бенкендорфа и к сообщенному на словах Васильчиковым?! Как разгадать, отчего государь чуть было не вмешался активно в итальянские дела, чтобы бороться с карбонарством, а у себя дома, на Руси, ничего не предпринимал, чтобы пресечь надвигавшуюся беду» [1732] .
1732
Там же. с. 265.
Насчет надвигавшейся беды — не просто красивая фраза.
«Конечно, до 1812 года дворянство было недовольно Александром и роптало на него; но войско всегда равно оставалось ему преданным; после же взятия Парижа никто без восторга не произносил его имени. Но то, чего не могли военные поселения и Аракчеев, удалось Михаилу Павловичу со Шварцем, и то в одном Петербурге и только между военными. Явной хулы никто еще не позволял себе, но при его имени все хранили угрюмое молчание…» [1733]
1733
Вигель Ф.Ф.Записки. с. 978.
Вспоминает Измайловский офицер: «Стало заметно, что полк далеко не спокоен: солдаты хотя и исполняли требования дисциплины, но покорялись ей с нескрываемым пренебрежением и на офицеров смотрели свысока, насмешливо. Случались такие выходки со стороны подчиненных, которые ясно указывали на сознание этими последними своей силы. Для примера расскажу один такой случай… Однажды наш батальон, долженствовавший в тот день занять караулы, был выстроен вдоль бокового фасада Гарновского дома и стоял вольно в ожидании своего полковника; а мы, офицеры, сойдясь шагах в двадцати перед фрунтом, весело разговаривали. Показался со стороны казарм высокого роста старый гренадер первого батальона, в шинели и фуражке. Вместо того чтобы обойти стороною, он направился на интервал между нами и фрунтом батальона, и когда с нами поравнялся, то обратился к батальону и громко скомандовал: Смирно! Батальон смолк и стал "смирно", как бы по команде своего полковника. "Здорово, ребята!" — крикнул гренадер. "Здравия желаем!" — грянул батальон, и вслед затем по всему строю раздался хохот. Гренадер повернулся и пошел своей дорогой, как ни в чем не бывало, — и никто из офицеров, даром что все они были поражены такой дерзостью, никто из них не тронулся с места, чтобы остановить наглеца. Видно, начальство потеряло под собой почву» [1734] .
1734
Гангеблов А.С.Воспоминания декабриста Александра Семеновича Гангеблова. М., 1886. с. 14—15.
«Необходимо было уничтожить вовсе повод к жалобам и натянуть ослабевшие струны военной дисциплины. Беспокойства в Пьемонте, вообще в Италии, служили предлогом к походу. Священный союз вмешивался во все внутренние дела чужих государств, и наш Гвардейский корпус в апреле 1821 года получил приказание выступить в поход» [1735] .
Гвардия ушла, а мы обратимся к теме «граф Милорадович и театр». Уточним сразу, что «интимную» сторону этого вопроса трогать не будем, так как она нам не ведома — о том говорили очень много, но все по-разному.
1735
Розен А.Е.Записки декабриста. с. 76.
«Милорадовичу был поручен главный надзор над петербургскими театрами… и он принялся с необыкновенным рвением за исполнение его вообще и за образование молоденьких и хорошеньких актрис в особенности. Любимицами его были Л. Дюрова [1736] и К. Телешова [1737] . Он ничего не щадил для их костюмов и очень часто лично возил в магазины заказывать модные уборы. Но… honni soit qui mal у pense.В то время храбрый ветеран был, как говорится: moralement tres physique, mais physiquement tres moral,и все ограничивалось одним платонизмом» [1740] .
1736
Дюрова (Каратыгина) Любовь Осиповна(1805—1828) — драматическая актриса.
1737
Телешова Екатерина Александровна(1805—1850) — «любимая балерина императорских театров».
1740
Анекдоты и черты из жизни графа Милорадовича… с. 64—66.
«Для поправления финансового состояния театра управление его… поручено графу Милорадовичу, у которого, кроме неоплатных долгов, ничего уже не было. Он давно добивался этого места и получил его как одну из наград за его великие подвиги. Карикатурный Баярд в одном только был схож с подлинником, которого передразнивал: он был столько же храбр, как и тот. Не в целомудрии подражал он этому рыцарю, когда Театральную школу превратил в свой гарем» [1741] .
Пойми тут, где правда! Так что обратимся к ходу событий.
1741
Вигель Ф.Ф.Записки. с. 1011.
«Милорадович очень любил театральный круг, и Хмельницкий ввел в него своего начальника. Сначала он стеснял немного гостей, но вскоре все привыкли к нему, потому что он был самый любезный и разговорчивый собеседник, охотно смотревший и на репетиции пьес. Телешова больше всех нравилась ему; но дальше обыкновенных фраз роман их не пошел» [1742] .
«Граф любил театр и посещал его постоянно, в особенности балеты. Бывая часто у князя Шаховского, он ознакомился и с внутренним хозяйством Петербургского театра, которое было тогда, по справедливости сказать, не в удовлетворительном состоянии и в особенности Театральная школа; в ней были большие недостатки и запущения… Граф Милорадович, как ревнитель строгой справедливости, вскипел негодованием, когда до него дошла горькая истина о худом содержании школы, что подтвердили ему самые воспитанницы, которых он видал у князя Шаховского. "Бог мой! — говорил граф, — это ни на что не похоже, надобно этому положить конец!" — и он доложил обо всем государю, вследствие чего высочайше возложено было на него, графа Милорадовича, и на князя Петра Михайловича Волконского привести в известность все беспорядки и запущения по Театральной школе» [1743] .
1742
Записки Рафаила Михайловича Зотова // Исторический вестник. 1896. т. 65. № 7. с. 37.
1743
Арапов Пимен.Летопись Русского театра. СПб., 1861. с. 312.
«Оба они прибыли на другое утро, в 8 часов, в Театральную школу. Дети только что встали: в дортуарах царствовал величайший беспорядок; простыни, одеяла были грязные, старые, в заплатах; белье на детях тоже; комнаты не чищены, не метены; везде пыль, грязь и духота. Завтрак детей был самый бедный. Отправились на кухню, где готовили обед для школы. Там тоже все было грязно, а запасов чрезвычайно недостаточно для продовольствия ста человек; одним словом, все было найдено в самом дурном виде, и оба ревизовавшие лица сделали об этом самое верное представление государю» [1744] .
1744
Зотов Р.М.Записки // Гроссман Л.П.Пушкин в театральных креслах. Картины русской сцены 1817—1820 годов. СПб., 2005. с. 270.
В результате произошла смена директора императорских театров. «После князя Тюфякина [1745] назначен был директором Аполлон Александрович Майков [1746] ». Однако, с сожалением, следует уточнить, что «под управлением Майкова положение артиста было крайне незавидное. Произвол царил над его личностью безгранично» [1747] . Как говорится, «из огня да в полымя…».
«В это же время Милорадович был назначен президентом Театрального комитета… Этому комитету поручено было преобразовать театральную дирекцию, и участь моя зависела уже от Милорадовича.
1745
Тюфякин Петр Иванович, князь(1769—1845) — гофмейстер; директор императорских театров (1816—1821).
1746
Майков Аполлон Александрович(1761—1838) — драматург, директор императорских театров (1821—1825).
1747
Пыляев М.И.Старый Петербург. с. 418.