Милосердие палача
Шрифт:
Стоя по пояс в воде, Юра поднял голову, но рассматривать девчонку не решился. Он только понял, что она примерно его возраста, у нее длинные ноги, выглядывающие из-под купальной юбки, и загорелое лицо со светлыми волосами. Просыпающееся в нем мужское чутье мгновенно подсказало ему, что она очень красива, и это еще больше убавило прыти.
– Вы Юра? – спросила девчонка.
– Ну допустим. А ты откуда знаешь?
– Знаю. Федор Петрович сказал… А знаешь, кто я?
– Ты? – Юра посмотрел на ее лицо, на развевающиеся на ветру волосы, набрался
– Это кто? – поинтересовалась девчонка.
– Древнегреческая богиня.
– Керкинитида?.. Мне нравится, – сказала девчонка.
– Откуда ты явилась? – спросил Юра, выбираясь на берег.
– Выходит, из Древней Греции. Иногда я посещаю эти места, но ненадолго. – Она приняла предложенную Юрой игру. – А вы, мальчик, рыбак?
– Рыбак. Раз ты из Древней Греции и бываешь здесь лишь иногда, хочешь, я покажу тебе что-то интересное?
– Хочу.
– Пошли! – Он бросился в воду, она – за ним, и вскоре они выбрались на берег у небольшой скалы. В расщелине, тут же, он указал ей на три небольшие каменные плиты, сложенные в виде столика.
– Это – жертвенник, – понизив голос, таинственным шепотом произнес Юра. – Здесь когда-то был храм… Прочти вот здесь надпись.
Она коротко насмешливо взглянула на Юру, склонилась к одной из плит.
– «Ди-о-нис», – прочла она и повторила: – «Дионис». – Я учила древнегреческий. И про храм этот когда-то читала.
Юре, похоже, не удалось удивить девчонку. Но у него еще было кое-что в запасе.
– Смотри! Вот эти камни наверху, видишь, они гладко стесаны. Это – бывшие колонны. Они рухнули… А это – остатки стены… А вот этот продолговатый хорошо обтесанный камень – пьедестал. Здесь находилась первая гавань, названная греками Прекрасной. А на берегу была площадь, и на ней, может вот на этом самом месте, граждане города произносили удивительную клятву…
Юре уже из хвастовства захотелось продекламировать эту клятву, которую когда-то пересказал ему Павел Андреевич:
– «Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями олимпийскими, героями, владеющими городом, территорией и укреплениями херсонессцев, что я всегда буду единомышлен о спасении и свободе государства и граждан и не предам Херсонеса, Керкинитиды, Прекрасной гавани…» Еще и дальше есть, только я не запомнил…
– Лиза! Елизавета! – раздалось откуда-то из-за камней. Девчонка состроила гримасу досады:
– Часы пробили двенадцать. И волшебство развеялось… Вы не рыбак, а я не Керкинитида, а Елизавета. Для вас – Лиза…
Женщина появилась на тропинке.
– Не просто Лиза. Я – ваша двоюродная сестра. А женщина, что идет к нам, – ваша родная тетя, а моя мама. И зовут ее Ольга Павловна… Мама говорит, что вы ее должны помнить.
Невысокая полноватая женщина с добрым округлым лицом подошла к ним.
– Лиза! Юра! Я вас уже целый час здесь ищу! – Она дотронулась до мокрой Юриной головы, словно убеждаясь, что перед нею действительно ее племянник Юра Львов, и лишь после этого
– Мама! Ну мама! – успокаивала Ольгу Павловну Лиза.
– Господи, какая радость!.. Юра!.. Юр-pa! Как все ужасно… мама… Михаил Аристархович… Господи, я так долго тебя искала!..
Она отстранилась от Юры, оглядела его.
– Ты совсем большой, я с трудом тебя узнаю! Впрочем, это из-за этой мерзкой одежды. – Она вновь стала обнимать и целовать его. – Ну, ничего, все теперь позади! Все! Твои мытарства кончились!..
Они присели на камешках на берегу залива, и Ольга Павловна сказала: через час за ними приедет извозчик, и поэтому Юре следует быстро собраться, и они отправятся в Александро-Михайловку, и что теперь он будет жить у них и учиться.
Юра понимал, что ему следует ждать больших перемен в жизни. И утешал он себя лишь тем, что все это произойдет не так скоро. Но вот это произошло. Уже через час он должен будет покинуть и Федора Петровича, милого и доброго угрюмого старика с вечно дымящейся под носом цыгаркой, и маяк, и Казачью бухту, и Херсонес – словом, все, к чему он уже привык, с чем сроднился. Это было, пожалуй, единственное место, куда могли и должны были прийти Павел Андреевич, и Красильников, и Наташа. Он верил в то, что они придут. Если же он уедет отсюда, то почти наверняка никогда больше не увидит никого из них.
И он сказал серьезно, как подобает взрослому:
– Тетя Оля, я очень рад, что вы меня нашли. Я вас помню еще по Таганрогу. И рад, что у меня теперь есть вы и есть такая сестра… Я благодарен вам за то, что вы забираете меня к себе. Только я не поеду сегодня!
– Но почему, Юра? Почему? – в один голос воскликнули и Ольга Павловна и Лиза.
И Юра сказал, что он не сможет за час и даже за один день распрощаться со всеми своими друзьями, но он приедет. Обязательно. И очень скоро.
Когда за ними прибыл извозчик, плакала уже не только Ольга Павловна. Захлюпала носом Лиза. Даже Федор Петрович, и тот несколько раз кашлянул и махнул перед собой жесткой ладонью, словно бы отгоняя от глаз едкий дым.
Глава двенадцатая
Через несколько часов тряской и быстрой езды Кольцов понял, что в крепко стянутых бечевками руках и ногах останавливается кровообращение: он уже не мог шевельнуть ни одним пальцем. Собрав последние силы, он вывернулся и ударил головой одного из ездоков – больно, по колену.
Тот выругался, нагнулся, вытащил на минуту грязный кляп – они ехали безлюдной местностью, да и голос Кольцов уже потерял, изо рта вырывался лишь хрип. Ездок – очевидно, это был тот самый кряжистый, крепкий мужичок – сунул в рот Кольцову горлышко фляги. Вода была теплой, от обильной струи Павел тут же поперхнулся, но ему стало легче, вернулся голос.
– Отпусти веревки, – сказал он. – Удавить, что ли, хочешь!
К удивлению Кольцова, мужичок ослабил узлы, ноги отторочил от рук, и лежать стало намного удобнее.