Милослава: (не)сложный выбор
Шрифт:
Не рвусь.
Стыдно.
— Лорд Оберлинг, — начала я.
— Максимилиан, — поправил меня муж. — У меня есть имя. Можно просто Макс.
— Максимилиан, — покатала на языке я. — Максимилиан. Вы не думаете, что я могу не дожить до следующей зимы? Ваши жены очень быстро и, скорее всего, не слишком охотно покинули этот свет. Мне бы не хотелось разделить их участь.
— Ты Браенг, Милослава, — устало сказал Макс. — За твоей спиной земля твоих предков. Всё будет хорошо.
В этот момент у меня что-то щелкнуло в голове.
— Вы знаете, что в замке есть другой потомок Браенгов? —
— Шарлотта? Знаю, конечно. Она там всегда жила, не выгонять же ее.
— Вы не думаете, что она может быть причастна к смерти ваших женщин?
Оберлинг посмотрел на меня с недоумением.
— Да она совсем старуха!
— Для хорошего мага возраст — не помеха. Я уверена, что Шарлотта — неплохой воздушник. Возможно, даже обученный воздушник. Она вполне могла обучаться вместе со своим сводным братом.
— Мне кажется, ты бредишь, — пожал плечами лорд. — Зачем ей это?
— Месть? Она была любовницей принца…
Оберлинг расхохотался.
— Ты просто сказочница, мышка! Не ожидал такого от тебя!
— Смейтесь, смейтесь, — буркнула я. — Как бы потом четвертую жену хоронить не пришлось. Я останусь, но с условием: никаких детей!
— Только детей? — прищурился Максимилиан. — А всё остальное, им предшествующее, можно?
Я закусила губу, сердито уставившись на него. Обсуждать такие вещи с мужчиной для меня было совершенно немыслимо. Щеки медленно заливала краска.
— О-о-о! — протянул Оберлинг с насмешкой. — Кнесса Градская смущается при обсуждении супружеских обязанностей! А что насчет слова «член»? О богиня, Милослава! От твоего румянца можно зажигать свечу!
— Прекратите паясничать! — я прижала ладони к пылающим щекам. — Это непристойно! Об этом не говорят в приличном обществе!
— А я не приличный человек, — мурлыкнул мне на ухо супруг. — Я военный. Я не развожу сантименты, я просто веду понравившуюся мне женщину в конюшню, на сеновал, в палатку… в спальню, если очень повезет, и там…
Последнее слово он прошептал мне на ухо очень тихо, но я всё равно ахнула от стыда и почему-то от горячей волны, прокатившейся по телу.
Я оттолкнула его двумя руками, но проще было сдвинуть с места каменную стену. Бесцеремонно, на виду у всех он стиснул меня в объятьях и жарко поцеловал в губы. Я выскользнула ужом, отпрыгнула в сторону и сердито уставилась на супруга. Он же смеялся, довольный моей растерянностью.
Не найдя слов, чтобы выразить свое негодование, я резко развернулась и потопала к большому дому старосты. Были бы у меня косы, они бы как нельзя лучше передали мой гнев, плеснувшись за спиной змеями. Но увы, о косах можно было забыть, а тяжелый плащ отказывался красиво взметаться и хлопать. У самого входа меня догнал Кирьян, очевидно, бывший свидетелем возмутительной сцены. Поглядев на мои поджатые губы и всё еще горящие щеки, он только ухмыльнулся по-мальчишечьи. Я махнула рукой и обрушила на него сугроб снега с крыши.
Удивительное дело: если для работы с водой мне требовалось время и концентрация, то снег слушался меня с полужеста. А возможно, я просто достигла того уровня управления своим даром, к которому стремится каждый взрослый маг.
Отец всегда говорил, что зрелый маг пользуется своими силами так же легко, как руками или ногами. И как рука или нога, магия хрупка, ее легко повредить, если попытаться сделать что-то неправильное, чуждое ей.
К примеру, магией не убивают. Напрямую не убивают, конечно. Если маг пытается забрать с помощью своих способностей чужую жизнь — сжечь противника, или утопить, или лишить воздуха — он умрет вместе со своей жертвой. Впрочем, ограничения очень расплывчаты. Хуже всего огневикам: они не могут напрямую ударить огнем врага, потому что риск сжечь его заживо очень высок. Приходится бить рядом. Воздушник может подтолкнуть жертву к краю пропасти, но оступится и упадет вниз она сама. Водник может захлестнуть струей, подмыть осадные орудия, увести воду из колодцев осажденного города.
Все мы сумеем убить при необходимости.
Труднее всего природникам — их магия способна только давать жизнь или лечить. Конечно, есть некроманты, но они столь редки, что каждый состоит на учете у государства. Они тоже природники, только с вывернутым даром. Целители лечат живой организм, некроманты оперируют с мертвой плотью.
Помимо даров четырех стихий есть провидцы или, как их называют в Степи, оракулы. У некоторых рас магия узкая, словно частичная. Лошадники у степняков, знахари у славцев, друиды и следопыты у оборотней. На море ценятся ловцы течений, среди жителей гор — камнеслышцы. И, конечно, в любой деревне будут рады предсказателю погоды.
Здесь, на севере, дар водника оказался не менее востребован, чем в жаркой Степи. Да еще собрать снег, свободно лежащий на земле или парящий в воздухе — гораздо проще, чем вытащить из-под земли водяную жилу. И всё же мне казалось, что я стала сильнее, чем раньше.
Оттого ли, что я Браенг? Что это исконно моя родовая земля?
Проверить это несложно: у меня рядом есть еще один представитель рода для сравнения. Спросила у дующегося Кира. Он буркнул, что ничего подобного не ощущает. Интере-е-есно.
Супруг мой упорно рвался в путь, к шахтам. Насилу Киру удалось его отговорить: наши с ним силы еще не восстановились окончательно, а передвигаться в снежном вихре нам понравилось чрезвычайно. Вряд ли теперь мы захотим идти пешком. Единственная для нас с Кирьяном трудность состояла в том, что мы не знали дороги. Для этого нам был нужен лорд Оберлинг.
Дом Людвига, который считался в деревне самым роскошным, нас вмещал с некоторым трудом. Мы сидели в комнате для приема гостей на первом этаже, разместившись прямо на полу, на ковре возле камина. Единственное кресло занял хозяин. Кресло было сделано на заказ, широкое, прочное.
Сарина хлопотала на кухне.
Когда-то в этом доме были дети, но теперь они выросли. Старшая дочь хозяев недавно вышла замуж, а оба сына учились в столице — один в военном училище, другой в магической школе. Людвиг очень гордился своими детьми, особенно младшим сыном, в котором неожиданно для всех прорезался целительский дар.
— Путь воина почетный и прибыльный, — говорил он. — Особенно если ты дружишь с удачей. Но целителем быть много лучше. Жизнь у него спокойнее, без работы не останется.