Миля дьявола
Шрифт:
– Вы нашли еще один труп? – фон Эбинг подошел к окну и взглянул во двор клиники.
– Да, и очень надеюсь – последний.
Профессор повернулся к Йенсу, на его лице отразилась озабоченность.
– Также закопан неподалеку от жилища Келлера?
– Верно. Егеря с собаками, и жандармы все еще рыщут в округе, однако вчера обнаружили только одно тело.
– Тринадцатое, – тихо промолвил доктор, задумчиво потирая бороду рукой.
– Простите?
– Всего тринадцать жертв, – уже громче ответил ученый.
– Это так, – кивнул инспектор. – И мне, как обычно, необходима ваша помощь.
– В обмен на доступ ко всем материалам дела.
Пауль Йенс криво усмехнулся:
– Я знал, что вы потребуете нечто подобное взамен. Да я и не возражаю. Кто знает, возможно и впрямь ваши оригинальные труды окажутся полезными обществу.
– Я весь внимание, Пауль, – фон Эбинг оставался серьезен.
– Мне нужно, чтобы вы поговорили с Келлером. Выясните у него точное количество жертв, которых он убил и изнасиловал.
– Он не знает их имен.
– Простите?
– Для него не существует имен жертв, Пауль. Они должны быть бездушными. Предметом для его патологической услады. Это свойство психики – оно помогает исключить жалость.
– Но количество то он точно помнит.
– Почему вы решили просить об этом меня? Могли бы справиться сами.
– Э, нет, дорогой доктор, – Йенс покачал головой, – перед нашей встречей я переговорил с герром Раушем. Он поведал мне о вашей долгой и доверительной беседе с арестованным. Следовательно, этот монстр открылся вам и расскажет о всем, что вы спросите. Вряд ли я, или мои люди, способны будут вытянуть из него хоть слово.
Инспектор легонько постучал пальцем себя по лбу:
– Вы же мастер забраться в любой мозг и тщательно покопаться в нем. Вот я и прошу вас об услуге. А взамен, как и сказал, вы ознакомитесь с каждой бумажкой, которая заинтересует вас.
– Это весьма любезно с вашей стороны, Пауль. Я сегодня же встречусь с Келлером и поговорю с ним.
– Превосходно! Жду новостей.
Пауль Йенс, чуть склонив голову, вышел из кабинета доктора фон Крафт-Эбинга. Тот еще некоторое время постоял у окна, а затем краем глаза заприметил лежащую на письменном столе телеграмму со штампом Главного почтового управления Австро-Венгерской империи. Рихард незамедлительно прочитал ее. Телеграмма была из Лондона, от его коллеги профессора Валентайна Аттвуда, с которым он познакомился однажды на научной конференции в Цюрихе, посвященной вопросу влияния развития общества на проявления девиаций психики и различного рода психопатий личности. С того момента они часто общались в переписке с помощью почты и телеграфа, а при возможности – встречались лично. Читая текст, фон Эбинг с каждым новым словом все больше хмурился. Дочитав до конца, он взглядом повторно вернулся к середине содержания и вновь перечитал его. Сэр Валентайн просил его незамедлительно прибыть в Лондон по весьма срочному делу. Рихард понимал, что такой человек, как Аттвуд, не станет беспокоить по пустякам. Значит, дело действительно важное и срочное.
– Фрау Грубер! – крикнул профессор, затем вышел из кабинета в коридор клиники. – Фрау Грубер!
Когда из ординаторской появилась медицинская сестра, фон Эбинг произнес:
– Будьте любезны – мне срочно необходим билет на поезд, идущий в Лондон…
Лондон, Британская империя
08 мая 1879 года
Большой зал кафедры психиатрии и неврологии Лондонского университета королевы Марии имел форму амфитеатра. В тот день он был переполнен студентами, с нетерпением ожидавшими появления человека, лекции которого вызывали бурный интерес и восторг слушателей. Не говоря уже о том, что личность самого лектора также являлась весьма интригующей. Ведь этот великан ростом шесть футов и пять дюймов был не просто ученым, но и ведущим исследователем Британской империи в области криминальной психиатрии. Он обладал огромным опытом и практикой в раскрытии различного рода криминальных преступлений, источником появления которых был больной разум преступника. Его практические подходы и научные разработки выбивались из общего контекста современной науки; многие ученые-коллеги откровенно не воспринимали методы ученого, считая их дерзкими, зачастую необоснованными и недоказанными. Однако большое количество успешных практик в области психиатрии и изучении патологий мозга, а также иных направлений в криминалистике (только-только зарождающимся самостоятельным разделом науки), говорили об обратном и давно сформировали репутацию сэра Валентайна Аттвуда, доктора медицины, члена Лондонского королевского общества и обладателя Королевской медали.
Когда дверь в амфитеатр открылась и доктор Аттвуд размеренным шагом вошел внутрь – весь зал затих, словно по команде. Его высокий рост и атлетическое телосложение, подтверждающее системное занятие физическими упражнениями, буквально источали силу и уверенность в себе, а некое, невидимое глазу спокойствие мгновенно передавалось окружающим. Легкая, немного ироничная улыбка слегка пухлых, с приподнятыми кверху уголками губ, на прямоугольном, с выпирающим вперед подбородком лице, демонстрировала открытость и даже радушие, хотя характер ученого наравне с добротой, обладал еще и жесткостью, которую он проявлял в исключительных случаях. Те, кто хорошо знал доктора Аттвуда, также знали об этом его свойстве и не питали иллюзий – если сэру Валентайну будет нужно, он проявит все свое упрямство, стойкость и напористость, чего бы это ему не стоило. Его большие и выразительные карие глаза светились умом, их практически всегда цепкий взгляд привычно излучал рассудительность и демонстрировал состояние постоянного познания всего вокруг. Когда он смотрел на человека, создавалось впечатление, что тебя изучают и словно просвечивают неосязаемыми лучами, способными выявить все самое сокровенное. В таких случаях отпадало всякое желание солгать, ибо стоявший напротив ученого человек сразу же понимал всю тщетность этого действа. Густые и черные, чуть волнистые волосы покрывали голову профессора аккуратно выполненной укладкой, соединяясь короткострижеными бакенбардами с такой же филигранно подведенной бородкой. Высокий, по форме напоминающий сократовский лоб был почти без морщин, они проявлялись изредка и становились следствием особой вдумчивости профессора. Он, лоб, заметно отделялся от остальной части лица отчетливой линией надбровных дуг, чуть ниже которых были тонкие, с правильным изгибом брови, характерно сведенные к переносице. Нос прямой, широкий, что окончательно придавало лицу ученого правильности черт и выразительности линий. Одежда знаменитого профессора с мировым именем была сшита на заказ в одном из самых престижных и дорогих ателье Лондона на Риджент-стрит, которое принадлежало искусному портному Джейсону Ди. Оно и не удивительно, ибо обладая телосложением современного Голиафа, под его конструкцию подобрать готовые костюмы и сорочки было невозможно – пошив исключительно под заказ по ранее снятым меркам. Темный клетчатый костюм выгодно облегал стройную, мужественную фигуру ученого. Всегда белоснежная рубашка была у ворота повязана элегантным шелковым шейным платком, заколотым большой галстучной булавкой. Под пиджаком – жилет, застегнутый на все пуговицы. Поверх него от верхней пуговицы изящно свисала серебряная цепочка, к которой крепились дорогие часы, исчезавшие в кармане жилета. К пуговице цепочка крепилась красивым стильным брелоком в форме змеи, пожирающей собственный хвост.
Сэр Валентайн обвел огромное помещение взглядом, выдержал паузу, при которой стояла гробовая тишина, затем произнес:
– Леди и джентльмены! Ваше стремление к познанию не перестает меня изумлять! И я крайне рад этому!
Легкий шорох пробежался по залу. Профессор, высказав несколько общих фраз, способных привнести в аудиторию расслабленную, дружелюбную атмосферу, начал лекцию, посвященную механизированной, болевой, тошнотной и водяной психотерапии душевнобольных, как о методах лечения в ведущих психиатрических лечебницах Англии и Европы. Его громкой речи, изобилующей фактами и примерами из практики, внимала вся аудитория.
– Итак, друзья мои, сделаем выводы: «мешок», смирительный стул или же кожаная маска на лицо, вращательная машина, болевые терапевтические средства и гидротерапия, а также все иные методы, которые мы обговорили, совершенно различны по предназначению и исполнению, однако все они имеют сходство в своей основной цели. Какое же? Хочу услышать это от вас. Вот вы, молодой человек, профессор указал рукой на парня в середине амфитеатра, первым поднявшего руку. – Прошу вас!
– Меня зовут Джим Коллинс, сэр! Я считаю, что при терапии помешанных… ну… когда используют такие методы лечения, их сходство в том, что в других областях медицины они не применимы – только в психиатрии.
– Ну что ж, – кивнул доктор Аттвуд, – неплохо. Однако не совсем точно. Давайте теперь вы! Да, да, вы!
Парень, на кого указал сэр Валентайн, также представился:
– Может быть, цель всех этих методов заключается в смене эмоций – погасить ненужные и вызвать необходимые.
– Уточните.
– Например, злость на спокойствие, – неуверенно ответил студент.
– Отличная мысль, юноша! – воскликнул Аттвуд, широко улыбнувшись. – Многие современные психиатры свято верят, что благодаря использованию этих методов, мы в состоянии подавить болезненные симптомы больного. Мы способствуем правильной концентрации внимания с его стороны, пробуждая здоровые представления и чувства, а также тренируя волю. Пациент, которого ремнями привязывают к смирительному стулу, как бы отвлекается от самого себя, от своего приступа, чему немало способствует само вынужденное положение тела. Он направляет внимание наружу и таким образом расстроенное самосознание якобы приходит в норму. Другими словами, больной словно пробуждается, делается спокойным, – профессор указал рукой на только что выступавшего студента, – о чем говорили вы, мой друг. Пациент становится сознательным и послушным. Именно здесь кроется истинная и главная цель, которая объединяет все вышесказанные методы – послушание! Психиатр добивается послушания! Своего рода первобытная схватка между двумя индивидуумами, в которой один становится хозяином положения, а другой подчиняется его воле. Подчинить своей воле – вот задача лекаря! Заставить душевнобольного, каким бы буйным и агрессивным он ни был, принять правила и подчиниться дисциплине. Зачастую, многие больные только лишь при виде вращательной машины или насоса, подающего ледяную воду под давлением, приходили в ужас и мгновенно успокаивались.
– А вы сами также думаете, профессор? – задал вопрос студент по имени Джим Коллинс.
– Скажу так, – уклончиво отвечал Аттвуд, – я согласен с некоторыми методами, считая их оправданными в определенных ситуациях и весьма эффективными. Но далеко не со всеми. Есть еще одно сходство, пожалуй, самое важное.
Валентайн сделал короткую паузу, аудитория затихла:
– Все они имеют ситуативный, кратковременный эффект и не способны вылечить душевнобольного. А ведь именно вылечить есть главная цель каждого врача-психиатра! На сегодня достаточно, леди и джентльмены!