Милые мордочки, лапки-царапки
Шрифт:
– Чтобы вы поняли: кошки – это не всегда то, что кажется, – сказал Стрела.
– Но мы это знаем, – сказала Марисет. – Кому же знать, как не нам.
– Тогда, – сказал Стрела, – чтобы вы поняли, что человек не всегда знает, чего он хочет по-настоящему.
Они немного поспали, а потом вышла луна. Ночь вся осветилась, как бальная зала, но в деревне не горело ни одно окно – все уже спали. Как Аннасин с Марисет сами спали в своих постелях в редкие ночи в году.
– Больше с нами никто не пошел, – сказала Марисет. – А мне казалось, что мы не одни такие у нас в деревне, что у нас
– Или им просто хотелось, чтобы их почитали за ведьм, – сказала Аннасин. Она подумала про старуху Марготту, насылавшую чары на коз, так что у них скисало молоко. Или ей просто хотелось, чтобы так было. Она подумала про Вебию и Шекту, двух молоденьких девушек, которые утверждали, что умеют летать. Но сама Аннасин, паря в лунном небе ласковой летней ночью, видела в воздухе только Марисет, но ни разу – Вебию или Шекту. Хотя скисшее молоко она пробовала, но решила, что Марготта бросила что-то в крынку.
Стрела поднялся, и с ним вместе поднялись Аннасин и Марисет, две серые кошки. Они поигрались под полной луной, а потом побежали в сосновый лес – ловить мотыльков, и хвоя искрилась в серебряном лунном свете, словно весь лес был увешан крошечными бриллиантами. Всю ночь они бегали и игрались, и там, где под соснами еще не растаял снег, остались следы от их лапок-царапок.
Когда небо окрасилось первым румянцем зари, они понаблюдали немного, потом попили из лужи, все втроем, и Стрела так красиво лакал водичку своим черным-черным язычком. Они устроились спать в чьей-то старой норе, тесно прижавшись друг к другу. Аннасин возжелала Стрелу, и ей стало стыдно за такие мысли, но потом, уже днем, в полусне, он взгромоздился на нее, и она почувствовала его силу, и все ее тело отозвалось разгоряченной радостью. Наконец – а ей показалось, что прошло очень много времени – он оторвался от нее, и ее вдруг обожгло болью. Она обернулась к нему и ударила лапой ему по морде. Он поклонился и вышел – полить папоротник возле норы.
– Лапки-царапки, – сказала Аннасин. – И не только лапки.
– Он создал мир, – сказал Стрела. – Это чудесное действо, мы бы этого не смогли никогда. Но увы, он торопился закончить, и в спешке не перепроверил детали, вот так и вышло, что мир получился несовершенным. Он не хотел зла. Так что не надо его винить.
Днем в лесу было тепло. Они проснулись и вылизали друг друга от ушей до кончика хвоста. Потом они охотились – безжалостно и жестоко, – но их нельзя было винить, как и Бога нельзя винить за то, что мир получился несовершенным. Это были просто просчеты в поспешном деянии великого гения. Они хорошо поели, и солнце спустилось за горизонт, как пламенеющий глаз.
На закате в деревне поднялась какая-то суматоха. Аннасин с Марисет пошли посмотреть, в чем дело, – с вершины ближайшего холма, – и Стрела пошел с ними.
По главной улице шел человек. Высокий мужчина, смуглый и черноволосый, одетый во все черное и по старинной моде. В руках у него был крест, который искрился, как сосны ночью при лунном свете, и поэтому они поняли, что крест был серебряный. Сильные мужчины грубо тащили на улицу слабых женщин из некоторых домов. Появилась старуха Марготта в своих грязных вонючих лохмотьях, она ругалась на чем свет стоит и плевалась беззубым ртом; рядом с ней – светловолосая Вебия и Шекта-шатенка, обе рыдали, ломая руки. Потом из дома Аннасин вышел деревенский дровосек, держа на плече безвольно обвисшее тело, в котором Аннасин узнала свою человеческую оболочку. Ее длинные волосы рассыпались у него по спине.
– Смотрите, она околдована, – сказал дровосек.
Но угрюмый старик, охотник на ведьм, сказал:
– Нет, она в ведьминском трансе. Ее душа отлучилась по какому-то бесовскому делу. Может, летает по небу на помеле или пьет кровь у ягнят и младенцев.
– Старый дурень, – сказала Марисет. Но она только что съела целую мышь и была вовсе не расположена к разговорам.
Аннасин сказала:
– Я в беде. Мне надо вернуться.
Снизу раздались крики и грохот – это ломали дверь в доме Марисет у церкви. Тело вытащили на улицу прямо за волосы, и Марисет взвыла в отчаянии.
– Что теперь делать?
Пятерых ведьм, настоящих и ложных, в сознании и без, затащили на постоялый двор, окна которого уже полыхали светом, хотя на улице еще не стемнело – их затащили в дом и захлопнули дверь.
Тишина опустилась на холм, и потом над холмом пролетела сова с кошачьими глазами, ухая на лету.
Они посмотрели вверх, на сову – Стрела и две его дамы, – и Стрела сказал:
– Я расскажу вам еще одну сказку.
– На сказки нет времени, – сказала Марисет жалобным мяу.
– Время, оно есть всегда, – сказал Стрела, – ибо оно существует только по его милости.
Пиратский корабль был выкрашен в черный цвет, и резная фигура над водорезом представляла собой человека с занесенным над головой мечом, а в другой руке у деревянного человека была чья-то отрубленная рука. Пираты грабили корабли, но считали себя честными и справедливыми. Потому что они только грабили, а убивали лишь тех, кто пытался сопротивляться или скрывал от них ценный груз.
А еще у пиратов был талисман на удачу и он же козел отпущения. Помощник капитана увлекался резьбой по дереву и вырезал эту штуковину из деревяшки, выброшенной прибоем на берег. Это был грубый и некрасивый деревянный кот, с одним глазом большим и круглым, а вторым – длинным и узким. И когда добыча была хорошей, пираты на радостях обливали кота вином, чтобы он и впредь приносил им удачу, а если все было плохо, то они пинали кота ногами, вбивали гвозди ему в бока и плевали ему в морду. Они называли его Крысоловом.
Случилось так, что весь месяц был очень удачным: пираты ограбили целых четыре корабля и разжились богатой добычей, рулонами бархата, и жемчужными ожерельями, и бочками дорогого вина, которое пришлось им по вкусу. И однажды вечером, когда солнце уже опустилось за горизонт, они увидели на горизонте черную стену ветра – шторм, громоздящийся, словно утес.
Пираты щедро полили Крысолова вином и сели ужинать. Но как только они уселись за стол, раздался громкий крик вахтенного.
Капитан вышел на палубу посмотреть, что случилось, и кое-кто из пиратов – тоже, и там что-то плыло – на поверхности черного ночного моря.