Милые семейные разборки
Шрифт:
— Но как будет чувствовать себя тот человек, которого вы покрываете?
— О! Этот человек все поймет! Уже и теперь все начал понимать. Поэтому и…
Он не договорил свою фразу. Покачнувшись, Вадим с размаху рухнул головой об стол и, уткнувшись ладонью в опрокинутую солонку, захрапел.
Ночные прогулки и утренние возлияния давали себя знать. Теперь от него ни слова не добьешься, пока не проспится как следует.
Я дала денег подбежавшему официанту и попросила вызвать машину и отвезти клиента домой,
Сумма была достаточной, и я не сомневалась, что Вадима доставят в целости и сохранности — ведь он мне еще пригодится, когда протрезвеет.
Драматический театр встретил меня приятно-прохладной пустотой.
Обычно столь людные фойе сейчас были пустыми, и гулкое эхо моих шагов отражалось от стен и взлетало куда-то под потолок.
Пройдя за кулисы, я представилась вахтерше — солидного вида тетушке с раскрытой «Сагой о Форсайтах» на тумбочке, — и она, выяснив, с кем у меня назначена встреча, показала, как пройти.
Комната, в которой гримировалась Петровская, оказалась довольно скромно обставленной. Мебель, видимо, еще не обновляли, и стулья были самые что ни на есть совковые, да еще и с потертой обивкой.
У меня не повернулся бы язык назвать эту комнатку будуаром. Ведь с этим словом обычно ассоциируется нездоровый ажиотаж, букеты цветов с записками, запах духов и толпы поклонников.
Тут же все было просто и обыденно. Нина сидела у окна, перелистывая Шекспира, и пила растворимый кофе — «Нескафе» индонезийской расфасовки.
— Вы пришли, — констатировала она, посмотрев на часы. — Что ж, садитесь.
Мне было указано на стул с едва различимыми розовыми розочками на обивке, из-под которой местами выбивались клочья ваты.
— Итак, можете приступать к допросу, — улыбнулась Нина. — Хотя мне почти нечего вам сказать. Не верите? Что ж, мне все равно…
Хорошенькое начало для задушевной беседы. Интересно, как мне ее лучше разговорить?
Если с Людвигом был уместен деловой тон, с Джулей стоило общаться как со взрослеющим ребенком, с Региной — упирая на ее прошлое, с Вадимом вообще не было проблем, только и знай, что подбрасывай слова, то Нина Петровская представляла собой гораздо более крепкий орешек. Ну ничего, и не такое раскусывали.
— Я вовсе не собираюсь вас допрашивать, — спокойно сказала я, усаживаясь на стул и поправляя платье. — И не намерена лезть к вам в душу.
— Спасибо, — не без иронии откликнулась Нина Петровская.
— Тем более что существует мнение, будто у актеров вовсе нет души.
— Что-о? — выпучила глаза примадонна. — Ну-ка, ну-ка, объясните!
— Все очень просто, — пожала я плечами. — Вы проживаете так много жизней — здесь, на сцене, — что у вас не остается ни сил, прежде всего эмоциональных, ни времени на собственную персону.
— Так-так, продолжайте.
— Постоянные
— Каково! И вы говорите все это на полном серьезе? — начала заводиться Нина.
— Конечно, — быстро ответила я. — Да и все вокруг думают точно так же!
Тут главное было не сбавлять напора, не снижать накала, а, напротив, все убыстрять и убыстрять темп. Не сбиваясь при этом на прямые оскорбления — тогда меня просто выгонят вон или запустят чем-нибудь тяжелым.
Я рассчитывала, доведя Нину до необходимой кондиции, привести ее в такое состояние, когда она не могла бы контролировать свои слова и прокричала мне в лицо правду.
Ту самую правду, какой бы горькой она ни была. Пусть она пожалеет об этом через минуту, но, поверьте мне, за такие секунды женщина может отдать очень много. Вот я и собиралась подарить ей такой момент.
— Послушайте, я чего-то не понимаю, — нахмурилась Нина. — Вы приходите ко мне сюда перед ответственной репетицией, отнимаете мое личное время и вместо того, чтобы вести деловой разговор, начинаете нести какую-то ахинею о моей заведомой неполноценности.
— Так это же замечательно! — кинула я ей еще одну кость. — В таком случае вы не можете отвечать за свои поступки!
— Вы что, хотите сказать, что смерть Геры — дело моих рук? — вскочила со стула Нина Петровская, судорожно сжимая в побелевших пальцах чашечку с остатками кофе. — Да как у вас язык повернулся?!
— Я вовсе не говорила этого, — немедленно парировала я. — Вы это сами только что сказали. Разве нет? Или мне послышалось?
— Да как вы смеете! — в ярости закричала Петровская. — В этом можно обвинять кого угодно, но только не меня! Кого угодно!
— Потому что вы были его любовницей? — задала я вопрос. — Ну так это ничего не значит. И среди любовников такое бывает.
— Какое «такое»? — тряслась от возмущения Нина. — На что вы намекаете?
— Я намекаю? — для пущей убедительности я ткнула себя пальцем в грудь.
— Да, вы!
— И в мыслях подобного не было! — заверила я ее. — Все знают, что вы его любили, и он холил и лелеял вас. Вас и ваш театр. Вот только скуповат был на наличные, не правда ли?
— А вам какое дело? — Нина с силой поставила чашечку на стол и уперла руки в бока.
Сейчас примадонна драматического театра ничем не отличалась от бабы, которая устроила скандал на городском базаре.
— Если хотите знать, меня вообще не интересуют деньги! — заявила она.
— Да-а?