Милый Каин
Шрифт:
«Если все пойдет так, как я предполагаю, то мне наконец станут известны причины и суть тайных конфликтов, судя по всему скрыто тлеющих в этой семье уже долгое время, но подсознательно тщательно скрывавшихся и Кораль, и Карлосом не только от посторонних, но и от самих себя. Вполне вероятно, что наружу вылезут все тайные подозрения и замалчивавшиеся обвинения, которые были следствием претензий, копившихся обоими родителями долгие годы. Все это вместе может дать мне неоценимую пищу для размышлений о том, почему же в этой, казалось бы, образцовой семье растет такой странный, необъяснимо жестокий ребенок».
Никогда раньше Хулио не присутствовал при ссорах, происходящих в этой семье. Его даже несколько удивило, как привычно и легко обменивались обвинениями эти два человека. По всему выходило, что конфликты и споры между ними — дело куда более обычное, чем можно было бы предположить, глядя на них со стороны. Заметным был сам тот факт, что Кораль Арсе позвонила ему, не посоветовавшись с Карлосом и даже не предупредив его о том, что психолог вот-вот приедет. Вскоре Кораль и Карлос уже увлеченно спорили и ругались, почти забыв о том, что в гостиной они не одни.
Хулио понял, что не ошибся с выбором стратегии, решив остаться здесь и понаблюдать, что будет происходить дальше. Да и тактика его оказалась верной. Он занял место в углу помещения и до поры до времени не вступал в семейную дискуссию.
Карлос вел разговор, сидя в кресле. Кораль осталась стоять спиной к окну и, казалось, не собиралась давать мужу спуску ни при каких обстоятельствах.
— Между прочим, сначала ты заявил, что я поторопилась позвонить Хулио и, более того, назвал меня истеричкой, — напомнила она мужу.
— Ничего подобного. Я вовсе не называл тебя так, — попытался успокоить ее Карлос. — Только сказал, что твоя реакция на случившееся оказалась несколько… преувеличенно эмоциональной.
— Ты сказал, что она была истеричной.
Карлос Альберт поцокал языком.
— Не нужно выдергивать мои слова из контекста ситуации. Я описывал лишь то, что происходит, и вовсе не хотел оскорбить тебя лично.
— Так вот, я позвонила психологу только по одной причине. Я призналась сама себе в том, что не знаю, как вести себя дальше с Николасом, чем отвечать на его выходки типа сегодняшней. Если мы теперь еще и с тобой переругаемся относительно того, как дальше воспитывать сына, то нам останется только гадать, что именно он нам устроит в следующий раз. Уверяю, обоим мало не покажется.
— Между прочим, ты совсем перестала доверять мне в вопросах воспитания ребенка. Ты на меня не рассчитываешь, не ждешь от меня помощи, совсем выводишь за скобки.
— Давай кое в чем признаемся сами себе, — сказала она. — Ни ты, ни я не понимаем, как нам реагировать на то, что происходит. Разница между нами в том, что я при этом готова думать и просить помощи у профессионала, а ты склонен прибегать к жестким методам воспитания с непредсказуемыми последствиями.
— Но чего ты хочешь? Думаешь, будет лучше, если я так и останусь сидеть сложа руки, не реагируя на его маленькие шалости? — Карлос даже повысил голос. — Я не позволю ему растоптать нас. Мы и так слишком долго это терпели. Пора положить конец хамству и наглости этого мальчишки.
— В любом случае ты не имеешь права угрожать ему, что мы отдадим его в спецшколу или вообще, как ты выразился, отправим в колонию для несовершеннолетних.
Омедас чуть было не подпрыгнул на месте, услышав эти слова.
«Неужели Карлос действительно собирался заявить на собственного сына в полицейскую комиссию по делам несовершеннолетних? Это уже что-то новенькое!»
— Я вовсе не это имел в виду! — возразил Карлос. — Забудь ты, в конце концов, о том, что я наговорил сгоряча. Какая, к черту, колония для малолетних преступников! Я имею в виду, что его стоит отправить в интернат, причем в такой, где ему сумеют привить уважение к дисциплине. Он будет находиться там, например, с понедельника по пятницу, а по выходным приезжать домой. Я уверен, так будет лучше и для тебя, и для меня.
— А о том, будет ли это хорошо для ребенка, ты подумал? Ты вообще когда-нибудь о нем задумываешься? О том, что с ним происходит, что творится у него в душе? Мне кажется, что ты просто хочешь отделаться от него как можно скорее.
Супруги перебрасывались обвинениями и упреками, совершенно забыв о том, что в комнате присутствует посторонний человек. Хулио же, как опытный разведчик, занявший выгодный наблюдательный пункт, жадно впитывал важную для него информацию об участниках конфликта. Он ловил каждый жест, каждое слово, пытался понять, о чем собеседники умалчивают, фиксировал в памяти интонации и мимику каждого из них. Эта роскошная гостиная высотой в два этажа была прекрасной декорацией для эффектной семейной сцены в спектакле по какой-нибудь пьесе Теннесси Уильямса.
— Между прочим, никто, кроме нас, по-настоящему не позаботится о наших детях. Мы должны — слышишь, должны! — этим заниматься.
Кораль перешла практически на крик. Карлос обхватил голову руками и отвернулся, явно не желая смотреть на жену и слушать то, что она говорит.
— Я так понимаю, что ты просто не хочешь признавать наличие проблемы и тем более задумываться над тем, как ее решить, — прокомментировала супруга.
— Да неужели? — явно обиженным голосом воскликнул Карлос. — Интересно, а чем мы сейчас здесь с тобой занимаемся? Ты можешь мне это объяснить?
С этими словами он закатил глаза и запрокинул голову, словно обращаясь к какому-то глухому и подслеповатому богу, фреской с изображением которого должен был быть украшен потолок гостиной.
— Я не собираюсь отправлять своего сына в интернат, — твердо заявила мужу Кораль, явно не желающая слышать никаких возражений на этот счет. — Воспитывать его должны мы — ты и я, пусть нам это даже будет дорого стоить.
— Но ведь мы… — Карлос стал размахивать руками перед лицом Кораль. — Я только попросил бы обойтись без советов на тему о том, каким должен быть настоящий отец. Впрочем, нет, не отец, а добренький папочка. Хватит, я устал от твоего шантажа.
Они старались не смотреть друг другу в глаза. Карлос вскочил с кресла и заходил по гостиной, огибая столы и стулья. При этом он пытался не смотреть по сторонам и уперся взглядом прямо себе под ноги. Кораль тем временем постаралась успокоиться, но не слишком преуспела в этом.
Когда она заговорила, ее голос звучал по-прежнему жестко, с явным вызовом:
— Слушай, Карлос, давай постараемся обойтись без слишком жестких мер. Мы ведь на самом деле толком не понимаем, что происходит с сыном.