Милый Каин
Шрифт:
Спрашивается, как танцевать под джаз-фьюжн?
«Отвечаем, — сказал бы Хулио. — Сами посмотрите на этих людей. Они движутся плавно и достаточно медленно, словно преодолевая сопротивление какой-то плотной среды, например воды. Посмотрите, как они поворачивают и наклоняют голову, какие волнообразные движения делают руками, и вы увидите перед собой морскую черепаху, конвульсивно шевелящую конечностями в такт какому-то внутреннему, одной ей ведомому ритму. Вот вам и танец под джаз-фьюжн, ни больше ни меньше».
Здесь, в этом клубе, гости не столько танцевали, сколько черепашились. Это слово, отсутствующее в каком бы то ни было словаре, придумал сам Хулио, чем внутренне очень гордился. Впрочем, его всегда занимало, как люди воспринимают ту музыку, в которой ритм — это не застывшая и безупречная в своей непоколебимости структура, а, наоборот, нечто сбивчивое, плавное и изменчивое, то, что нужно ловить, угадывать и тонко чувствовать.
«Никогда в жизни не стану танцевать под такую музыку», — подумал он.
Вечером, по окончании рабочего дня, Инес прислала ему эсэмэску, сообщила, что собирается заглянуть в «Джаз перфект». Омедас никогда не отвечал на телефонные сообщения, включая и те, что присылала ему она. Дело было даже не столько в лени, сколько в почти суеверном нежелании лишать себя возможности общаться с людьми если не непосредственно, то по крайней мере напрямую, слушая их голоса.
Если к нему приставали с расспросами или упреками по поводу упорного молчания в ответ на присланные сообщения, то Хулио просил списать это на его личную навязчивую идею или очаровательную особенность характера. Тем не менее на этот раз он все же соизволил отправить Инес короткий ответ: «ОК, приду». В силу отсутствия практики отправка сообщения заняла у него не меньше пяти минут — так тяжело ему дался набор коротенького текста на крохотной телефонной клавиатуре.
С Инес же он хотел встретиться хотя бы для того, чтобы поговорить с человеком, понимающим его. В последнее время он чувствовал себя все более одиноким. Внутренние сомнения и профессиональные неудачи вконец загнали его в царство мрачных мыслей и унылого настроения.
Войдя в клуб, он увидел Инес, ни много ни мало флиртующую с каким-то мужчиной. Во всяком случае, Хулио так показалось. Глаза Инес сверкали, она загадочно улыбалась. Омедас не пришел в восторг при виде этой картины. Он уже собрался было развернуться и уйти, но она заметила его и окликнула. Потом Инес представила мужчин друг другу:
— Луис, мой друг и завсегдатай этого клуба. Хулио, мой начальник.
Омедас выразил свое несогласие с такой оценкой собственной персоны и сказал, что расценивает себя не как начальника, а как коллегу Инес. Та с довольным видом улыбалась. Этот мини-спектакль разыгрывался ими уже не впервые, практически всякий раз, когда им вдвоем приходилось представляться каким-либо новым знакомым.
Луис не черепашился. Парень он был приятный, высокий, с красивым густым голосом. Его единственным недостатком, в чем очень быстро убедился Хулио, были глубочайшие познания в области джаза. Он, например, наперечет знал всех исполнителей каждой из этих дурацких композиций, которые сменяли в клубе одна другую. Разговор зашел о джазе, и Хулио почувствовал себя не в своей тарелке. Стоило беседе выйти за узкий круг пяти-шести классиков, знакомых ему, — Дюка, Джанго, Паркера, Коулмена… — и он совершенно терял почву под ногами, понятия не имел, о чем и о ком шла речь.
На Инес была блузка с большим вырезом, облегающая юбка, чулки. К немалому удивлению Хулио, она даже подвела помадой губы. Некоторое время Омедас вполуха слушал разговор, а сам при этом поглядывал вокруг, наблюдая за окружающими. Особый интерес на этот раз у него вызвал здоровенный диджей, который в минуты покоя, сменив одну пластинку на другую, не то пританцовывал, не то переминался с ноги на ногу в тесной будке, в которой едва-едва помещался.
Хулио не без грусти признался себе, что в присутствии других мужчин Инес вела себя куда более раскованно и явно чувствовала себя легче, чем с ним наедине. Луис перечислял какие-то джазовые композиции, часть из которых была ей знакома. Комментарии Инес состояли сплошь из эпитетов в превосходной степени. «Гениально», «потрясающе», «невероятно»…
Через некоторое время Хулио стало скучно. Он испытал даже что-то вроде досады.
«Разве можно так вести себя в присутствии человека, которому нет дела до ваших восторгов по поводу гениальных джазовых музыкантов?»
Разговор зашел о ближайшем фестивале в Доности, [17] о музыкантах, уже приглашенных участвовать в программе, и о тех, кого среди участников определенно не будет. Тут Хулио вдруг понял, что эти двое действовали заодно. Весь этот спектакль разыгрывался специально, чтобы поскорее избавиться от его присутствия. Это открытие, естественно, не могло порадовать Омедаса и улучшить ему настроение.
17
Доности — баскское название города Сан-Себастьян, центра провинции Гипускоа.
Он уже собрался было уйти под каким-нибудь благовидным предлогом, но неожиданно ситуация изменилась. В клуб вошла целая компания старых знакомых Луиса. Среди них была и девушка, которая явно имела определенное право подойти к нему, обнять за талию и что-то прошептать на ухо. Судя по всему, это была не просто давняя хорошая знакомая, а подруга. Луис быстро свернул разговор с Инес и сообщил ей на прощание, что они еще увидятся.
Хулио, по правде говоря, не понял, что этот тип имел в виду. Они встретятся когда-нибудь, при случае, например на фестивале в Доности, или же чуть позже здесь, в этом же клубе, за другим столиком?.. Как бы то ни было, они с Инес остались одни. Хулио с удовольствием поддержал бы разговор, начатый раньше, и порадовал бы собеседницу обсуждением джазовой музыки, но предпочел не выставлять себя на посмешище и не стал пытаться с умным видом рассуждать о том, о чем не имел ни малейшего понятия. Говорить же о работе в этой обстановке было и вовсе глупо.
Некоторое время они сидели молча, явно не зная, что сказать друг другу.
— Удивил ты меня сегодня, — наконец сказала она с явными нотками упрека. — Я имею в виду эсэмэску.
Омедас вытащил из кармана свой телефон, такой древний и потертый, что Инес не могла сдержать улыбку, когда посмотрела на это чудо антикварной техники, и открыл меню входящих эсэмэсок, где обнаружилось, наверное, с полтора десятка сообщений от Инес, ни на одно из которых, за исключением последнего, он не ответил. Впрочем, большая часть ее сообщений была прислана ему давно, в тот период, когда они только-только познакомились, то есть почти два года назад.
— Смотри, я не стираю только те, что от тебя, — сказал психолог и продемонстрировал собеседнице столбик сообщений, помеченных ее именем. — Они мне нравятся, и я их сохраняю.
— Он, видите ли, держит их в телефоне, а ответить ему, понимаете ли, лень. Должна заметить, странная у тебя привычка.
Хулио только развел руками и виновато, почти по-детски улыбнулся. При этом он успел много о чем подумать, но решил не излагать свои мысли вслух. Вместо этого Омедас просто зачитал Инес одно из первых ее сообщений: «Сегодня вспоминала о тебе. Сама не знаю почему. Скучаю. Мне тебя не хватает». Она выхватила телефон у него из рук и с ужасом убедилась в том, что Хулио не шутил. Эти слова действительно были написаны ею почти год назад.