Милый Каин
Шрифт:
В дело шли все новые и новые тюбики с красками. Кораль намешивала какие-то немыслимые цвета и оттенки. Лава, огонь, пылающие угли — все это требовало неких новых, непередаваемых цветов, которым не было и нет названия в каталогах и справочниках. Довольной полученным результатом она становилась лишь тогда, когда цвет, возникший на холсте, резал ей глаза, как будто действительно подсвеченный подземным огнем изнутри. Для того чтобы оттенить пылающий огонь плотной фактурой земли, она сожгла в пепельнице найденный клочок мятой бумаги и пальцами размазала получившуюся копоть по нужным участкам холста. Эти
Так она провела несколько часов подряд, работая без остановки, пачкаясь краской снаружи и очищаясь при этом изнутри. В какой-то момент ей показалось, что в самом центре картины стала угадываться какая-то смутно знакомая форма, контуры не то руки, похожей на дерево, не то ветки, напоминающей сжатый кулак. Эта рука, зачерпнувшая какой-то неведомой подземной грязи, была готова энергично распрямиться, разжать пальцы и вышвырнуть оттуда, из преисподней, на зрителя пригоршню самой черной, жгучей, самой ядовитой тины и грязи на свете.
Кораль сама испугалась такой узнаваемости и прямолинейности собственных образов, взялась за новые тюбики краски и добавила туда, в самый центр холста, яркое, словно светящееся изнутри пятно. Она сделала все, чтобы зрителю стала понятна идея. Это свечение — не частица пламени, бушующего в преисподней, а блик света, проникающий в жерло вулкана сверху, из другого, теплого, спокойного, озаренного солнцем мира. После этого Кораль уже сознательно смягчила краски по периметру картины так, чтобы взгляд наблюдателя, измученный блужданиями по бесконечным огненным лабиринтам в центре, мог немного отдохнуть и успокоиться, переместившись к любому из краев холста.
Через четыре часа после того, как был нанесен первый мазок, Кораль отошла на несколько шагов от мольберта, осмотрела результаты своих трудов и решила, что картину можно считать завершенной.
— Славно мы с тобой поработали, — сказала она с чувством внутреннего удовлетворения. — Не зря кисточками помахали. Неплохо получилось.
Кораль действительно понравилось собственное произведение. Она вытерла лицо, тяжело вздохнула и посмотрела на часы. Половина шестого утра. Сейчас женщина чувствовала себя намного лучше, чем накануне вечером. Ей казалось, что творчество действительно сумело очистить ее душу вне зависимости от того, хорошая получилась картина или плохая, удалось ли выразить те чувства, которые мучили ее. Сейчас это было не важно. В любом случае ночь прошла у мольберта явно не зря. Сумерки, окутывавшие сознание Кораль, постепенно рассеивались.
Она начала складывать кисти и краски, и вдруг у нее за спиной неожиданно раздался какой-то шорох. Она резко обернулась и внезапно увидела буквально в двух шагах за собой Николаса, сидевшего на углу какого-то ящика. С матерью, наконец-то обратившей на него внимание, он поздоровался безмолвно, одной лишь легкой робкой улыбкой. Кораль даже на мгновение зажмурилась, не зная, стоит ли верить своим глазам или же надо отнестись к увиденному как к галлюцинации, порожденной усталостью и переживаниями.
— Я вот зашел, смотрю, ты рисуешь. Я подумал и решил не отвлекать тебя, — негромко произнес он.
— Господи,
Нико только пожал плечами, немного помолчал и сказал:
— Я просто долго не мог уснуть после всего, что случилось. Потом встал, вышел из комнаты, вдруг вижу — здесь свет горит. Я поднялся и стал смотреть, как ты рисуешь. — В голосе Николаса слышались несвойственные ему нотки искреннего уважения к таланту матери.
Кораль села рядом с ним на пол и обхватила руками колени. Она вновь ощутила уже давно забытое чувство спокойствия, несмотря на столь поздний, точнее, уже ранний час, была свежей и полной сил.
— А почему ты не мог заснуть? — спросила мать у сына.
Нико только молча пожал плечами.
— Что, сынок, досталось нам всем вчера?
— И не говори. Праздник, если честно, получился не слишком веселым.
— Согласна. Какой уж там праздник. Сумасшедший дом, да и только.
— День рождения в семейке Адамс.
Кораль непроизвольно улыбнулась. Этот фильм они недавно смотрели дома всей семьей, и Николасу он очень понравился.
— А что это? — спросил он, показывая на только что написанную картину.
Судя по выражению его лица, ему это было действительно интересно. Кораль смотрела на сына и не верила своим глазам. Она уже давно не замечала в нем такой доброжелательности и столь искреннего интереса к происходящему вокруг.
— Нет, правда, что это у тебя нарисовано? — продолжал расспрашивать ее Нико.
— Хороший вопрос. Понимаешь, это… абстрактная картина. — Кораль явно была рада тому, как ловко ушла от ответа, хотя прекрасно понимала, что так легко от Николаса не отделаться.
— Понятно. А что это значит?
— Абстрактная картина — это абстрактная картина. Это значит, что она ничего не изображает. По крайней мере, ничего — как бы это сказать? — да, ничего конкретного. Она не конкретная и поэтому… поэтому абстрактная.
— Но все-таки что-то она изображает?
— Я же тебе говорю, сынок, сама не знаю, что именно там нарисовано. Если тебе действительно это интересно, то я попробую сформулировать. Скорее всего, она отражает какую-то внутреннюю реальность, идею или чувство, которые нельзя связать ни с чем материальным. Слушай, по правде говоря, я и сама не знаю, как все это объяснить.
Кораль была очень довольна собой. Ей вроде бы удалось уйти от обсуждения той темы, в которой она была явно не сильна. В конце концов, эта картина была ее первым абстрактным творением, если, конечно, такая мазня заслуживала столь серьезного определения. Вот почему она не считала себя вправе всерьез рассуждать об абстрактном искусстве.
«Того и гляди ляпнешь что-нибудь такое, за что потом стыдно будет», — подумала Кораль.
— Похоже на путешествие внутрь чего-то, — заявил сын.
— Так и есть! — задумчиво проговорила она и едва не рассмеялась оттого, насколько же всерьез они с Николасом вели эту искусствоведческую дискуссию. — Знаешь, я думаю, кое-что другое получается у меня лучше, чем писать картины. Я ведь поэтому и ушла из художественной школы. Кстати, с тех пор я никогда этому больше не училась и могу называть себя художницей или, например, пожарным с равными основаниями.