Милый Каин
Шрифт:
— Ты имеешь в виду те причины, по которым твой сын его ненавидит? — предположил Хулио.
Кораль все так же молча кивнула.
— Между прочим, мы с Карлосом едва знакомы, — заметил он.
Кораль взяла в руки чашку и сделала большой глоток. Она понимала, что нельзя сбрасывать со счетов и такую простую очевидную причину, как ревность. Карлос наверняка заметил, что между психологом и его женой установились какие-то странные и, пожалуй, излишне доверительные отношения. Желание поскорее избавиться от возможного соперника вполне логично объясняло решение отказаться от услуг Хулио, принятое им.
— Про нас с тобой он ничего не знает, — сказала Кораль, продолжая рассуждать вслух. — Я имею в виду, про то, что когда-то было между нами.
— Ты уверена?
Кораль вновь молча кивнула.
— А Нико? Ему что-нибудь известно?
— Нет, ничего.
Хулио Омедас посмотрел через витрину на темную улицу, понаблюдал за машинами, проезжающими мимо кафе, повернулся к Кораль и коротко сказал:
— Ладно, согласен. Сделаю, что смогу.
— Нет, так дело не пойдет. Ты будешь выполнять работу не так, как она будет получаться, а доведешь дело до конца.
Официант принес им счет. Кораль и Хулио огляделись и увидели, что остались последними клиентами в пустом кафе. Здесь, в этом безлюдном помещении, Хулио вдруг почувствовал, насколько близки они с Кораль. В первую очередь физически. Их сейчас разделял только крохотный квадратный столик, какие-то две чашки, подставка для салфеток и яркая стойка с рекламой сэндвичей, продающихся по специальной цене. Чтобы прикоснуться к Кораль, нужно было лишь протянуть руку.
Хулио находился так близко от нее, что чувствовал себя абсолютно безоружным. Ему действительно нужна была Кораль, ее любовь. Он был безмерно счастлив, даже просто находясь рядом с нею. Порой ему начинало казаться, что этих двенадцати лет просто не было, они с Кораль встретились после нескольких дней разлуки. В этой жизни ему не нужен был никто, кроме нее.
Он вдруг почувствовал непреодолимое желание наклониться к Кораль и поцеловать ее, при этом был практически уверен в том, что ее в эти мгновения обуревали точно такие же чувства. Тем не менее они не сделали этого рискованного шага — не из стыда, не из робости, а скорее из чувства ответственности друг перед другом. Решиться на такое сейчас, в этих странных обстоятельствах, было бы полным безрассудством.
Хулио ощущал, что здравый смысл и чувство ответственности пока еще разделяют их, но стоит ему лишь позвать Кораль, ту самую, единственную и неповторимую, которую он вспоминал все эти годы, и она откликнется на его зов. Одно прикосновение, единственный взмах волшебной палочки — и она сбросит печальную маску, вновь улыбнется ему прекрасной, счастливой улыбкой.
Они вышли на ночную улицу, напоенную ароматами близлежащих садов, и немного прогулялись по соседнему кварталу. В какой-то момент Кораль показалось, что из-за ближайшей ограды к ним метнулась безмолвная черная тень. Она непроизвольно вздрогнула и прижалась к Хулио, стараясь спрятаться за него. В следующую секунду женщина вновь отшатнулась, но уже не отпускала руку Омедаса до тех пор, пока они не подошли к его машине.
Подъезжая к дому Кораль. Хулио понял, что не отпустит ее просто так и, будь что будет, поцелует в губы. Кораль опередила его. Едва машина остановилась, как она наклонилась к нему, обняла и ткнулась лицом в плечо. Губы Кораль приятно обожгли шею Хулио. При этом она негромко застонала, как будто очнулась от тяжелого сна. Хулио окончательно убедился в том, что не смеет противостоять этому блаженству. Через минуту Кораль заставила себя оторваться от него и выйти из машины.
Прежде чем скрыться за калиткой, она обернулась к Хулио и заговорщицким шепотом произнесла:
— Надеюсь, мое вмешательство не повлияет на… объективность твоих исследований.
Хулио остался сидеть за рулем. Он тяжело дышал. Наступившая ночь открывалась ему как обещание высшего блаженства еще здесь, в этой жизни. Омедас по-прежнему чувствовал Кораль, ощущал на своей коже ее прикосновение.
Он сидел неподвижно, глядя куда-то вдаль перед собой, и неожиданно периферическим зрением заметил рядом с машиной две горящие точки. Хулио вздрогнул, сфокусировал взгляд на этом странном явлении, понял, что происходит, и не мог не улыбнуться. Из-под ближайшего мусорного контейнера на машину настороженно поглядывала кошка.
Хулио вдруг заинтересовало, какой источник света, направленный под нужным углом, мог заставить кошачьи глаза так засверкать там, в самой глубине помойки. Он огляделся и внезапно увидел через заднее стекло машины, как из темного окна комнаты Нико, расположенной на втором этаже, к его машине протянулся тонкий луч света от карманного фонаря.
«Впрочем, это могло мне и показаться», — убеждал себя Омедас.
Для человека, ведущего дневник, самое страшное — когда его записи попадают в руки посторонних. Нико получил доступ к сокровенным мыслям Хулио. Теперь психолог был во многом открыт для него и оказался в весьма уязвимом положении. В общем-то, этот досадный случай мог считаться еще одной уважительной причиной для того, чтобы отказаться от продолжения работы с Николасом. Но бросить все на половине дороги означало для него только одно — потерять Кораль. Ее просьбы, мольбы значили для Хулио гораздо больше, чем все запреты Карлоса.
Омедас открыл блокнот только дома. Он перечитывал свои записи страницу за страницей, чтобы понять, насколько глубоко раскрылся перед Нико, и вдруг наткнулся на то, от чего вздрогнул, как от электрического разряда.
На полях очередной страницы он увидел карандашную приписку Нико, краткое примечание к его заметкам: «Check mate». Эти слова находились как раз напротив записей, датированных пятнадцатым мая. В тот день Хулио спросил сам себя: «Что заставляет мальчишку вести себя именно так? Какова его цель?» Напротив этих коротких фраз Нико и добавил свою приписку.
Хулио Омедас терялся в догадках, ему не терпелось понять, что Николас хотел сказать этими словами. Психологу показалось, что мальчик предложил ему очередную хитрую загадку.
«Почему шах и мат, причем именно по-английски?»
Хулио приготовил себе виски со льдом, сел в кресло и прислушался к тому, как потрескивали в стакане кубики льда, залитые спиртным, куда более теплым, чем они сами. Омедас представил себе, что поднимает тост за то, чтобы скорее найти ключ к этой загадке. Английское «check mate» было для Николаса столь же знакомым выражением, как для других детей его возраста сочетание слов «Game over». [19]
19
Игра окончена (англ.). (Прим. перев.)
«Так заканчивалось большинство партий, которые он играл против компьютерных программ. „Checkmate“ — вполне возможно, что это действительно ключ к пониманию всех странностей в поведении Нико. Что он хотел этим сказать? Может быть, надеялся показать, что объявляет шах отцу, а то и всей семье? Или он таким образом говорил, что ставит окружающим мат?»
Хулио даже поморщился от столь пессимистичной трактовки двух английских слов, написанных ребенком. Нужно было постараться найти другое объяснение.