Мимо кассы
Шрифт:
Импровизация получилась лучше заранее продуманной заготовки.
— Ничего страшного. С кем не бывает, — продемонстрировал свое понимание случившегося ценитель искусства.
При этом он слегка согнул ноги в коленях и показал Ларисе еще не облысевшую до конца макушку своей головы, длинной рукой подхватив с пола сумочку.
— Вот, пожалуйста, возьмите.
— Ой, спасибо, — умиленно поблагодарила его Лариса.
Она так иногда говорила мужу, когда тот вдруг начинал проявлять невиданные чудеса такта на грани героизма.
— Еще раз простите, я слишком засмотрелась, — добавила она.
— Ладно, ладно вам, — басом успокоил ее солидный Устьянцев. — Не стоит извинений. Какие пустяки…
— Понимаете, я как-то увлеклась и забыла, что тут еще есть люди, — сказала Лариса, а про себя подумала: «Кажется, я начинаю походить на одну из этих дур с фальшивыми лицами и голосами».
Она имела в виду присутствующих в зале жеманных «любительниц» прекрасного.
— Неужели это производит на вас какое-то впечатление? — На лице Устьянцева появилось выражение легкого, но вполне искреннего удивления.
— Да как вам сказать, — слегка растерялась Лариса. — Я даже в детстве не очень любила рисовать, потому что не получалось. Всегда выходило хуже, чем у других. А тут такое… Это вам не дом с трубой и солнышко с улыбкой до ушей. Как-то и не верится, что рядом с тобой, в твоем городе живут люди, которые умеют так рисовать, — настоящие художники. Мне всегда почему-то казалось, что это люди, которые живут далеко-далеко отсюда.
«Тормози, тормози, старушка!» — вдруг почти явственно услышала она в своей голове голос Евгения.
«Ничего, доля искреннего идиотизма сейчас не повредит», — мысленно ответила она ему.
— Ну, научиться переносить на полотно изображение — это еще не самое главное для художника, — снисходительно пояснил Сергей Александрович. — Это, конечно, нужно, но не это главное. Необходимо научиться передавать настроение с помощью красок, композиции, так сказать, своего видения мира. Чтобы помочь тому, кто потом это все увидит, понять о жизни что-то такое, до чего тот, бедолага, раньше не мог дойти сам, своим умом, без посторонней помощи. О чем он до того, как увидел эту картину, может быть, никогда и не задумывался. Ведь глаз художника — это не фотообъектив. Задача мастера — не скрупулезная точность. Иногда нужно погрешить против истины.
— Это как? — удивленно спросила Лариса, умиленно заглядывая в рот Устьянцеву.
— Что-то чуть передвинуть, что-то чуть утрировать, затуманить, — тут же объяснил Устьянцев. — Вы меня понимаете?
Лариса, слегка шокированная простотой и легкостью общения неожиданно словоохотливого любителя живописи, кивнула.
А тот продолжал с интонацией школьного учителя рисования:
— Законы геометрии здесь не всегда уместны. В живописи главное — уметь передать настроение. А для этого приходится что-то менять. Каждая удачно выверенная неточность усиливает впечатление от картины в целом. И чем больше будет подобных удачных неточностей, тем, на мой взгляд, выразительнее полотно. Это в конце концов формирует и определяет манеру художника, его стиль. А отнюдь не то, как он грунтует холст и какими кистями и красками предпочитает пользоваться. Мастер в художнике начинает проявляться тогда, когда внутри у него появляется некий стержень, который указывает направление поиска своей гармонии. Гармонии собственной души с окружающим миром. И тогда становится видно, что он любит, а чего в этой жизни органически не приемлет.
Устьянцев продолжал говорить, а Лариса на какое-то время даже забыла, зачем она сюда пришла. А когда вспомнила, то в очередной раз за время своего пребывания здесь удивилась тому, насколько не сочетались ее представления об этом человеке после знакомства с его молодцами с тем, что она видела и слышала в эту минуту.
Поначалу ей рисовалась эдакая темная личность. Невидимый, почти могущественный хозяин, отчитывающий по телефону безропотно пресмыкающихся мордоворотов, как паршивых нашкодивших недоумков.
А теперь, когда она столкнулась с ним лично, перед ней оказался образованный, обходительный мужчина, с которым было легко и просто общаться. Да и говорил-то, собственно, он один, а у нее создавалось ощущение оживленного диалога, хотя за последние две минуты она не произнесла ни слова.
Он говорил совсем простые вещи о красоте и гармонии. Говорил негромко и спокойно. Как будто помогал Ларисе выбраться из темных дебрей, куда ее коварно затащила злодейка-судьба.
При этом он совершенно не старался привлечь к себе внимание окружающих, как это откровенно делали некоторые из присутствовавших в галерее.
— Вы в общем-то правы, — вставила она. — Я мало что в этом понимаю. И мне трудно разобраться в тонкостях. Но это очень интересно, как с помощью простых приемов можно выразить сложные вещи.
— А что же вы здесь тогда делаете? — неподдельно заинтересовался Ларисин собеседник.
— Мне просто нравится смотреть, не вникая в детали, — простодушно ответила Лариса.
— Ну, в этом ничего зазорного нет, — продолжал Устьянцев с интонацией добродушного барина. — Искусство оно, так сказать, облагораживает, простите за банальность.
— Ну, если уж быть до конца откровенной, это не совсем культпоход, — призналась Лариса. — Просто у мужа моей сестры скоро день рождения, а мне не хотелось бы в очередной раз идти на торжество с чем-нибудь банальным, вроде электробритвы, парфюма или что-нибудь подобного. Тем более что он — натура незаурядная и любит сам удивлять других всякими приятными неожиданностями. В том числе и меня. Вот я и решила, что пришла моя очередь сделать что-нибудь такое… Ну, вы меня понимаете… Он сам архитектор и увлекается живописью.
— И вы решили подарить ему картину?
— Да, вы совершенно правы. Вот только я не знаю, на чем остановить свой выбор. И вообще не представляю, как все это происходит. В каких пределах может варьировать цена. — Лариса повела головой и окинула взглядом стены в полотнах.
— Не хотелось бы вас разочаровывать, уважаемая, не знаю, к сожалению, вашего имени…
— Лариса Викторовна, — услужливо вставила Лариса.
— Я — Сергей Александрович, — представился Устьянцев. — Так вот, Лариса Викторовна, не хочу вас разочаровывать, но если этот ваш родственник действительно понимает в живописи, то боюсь, что сегодня здесь достойного подарка для него вы не найдете.