Минотавра
Шрифт:
– Звучит очень тактически...
Писатель наконец-то получил сдачу. Он посмотрел на свои покупки на прилавке.
– Не могли бы вы положить их в пакет, пожалуйста?
– Пятьдесят центов!
– За пакет?
– Возмутился писатель.
– Пятьдесят центов!
– Настаивал на своём продавец.
Писатель вздохнул и положил два четвертака.
– Какого хрена ты здесь делаешь? О чём будет твоя книга?
– Социальная абстракция. Место - символ понятия или идеи, которые предполагают глубину произведения.
Старый чудак сломался:
– Я не знаю,
Писатель невольно поднял бровь.
– Действительно, так и есть...
– Это твой гребаный символ, мальчик. Я, блядь, это придумал!
– Интригующе, - сказал писатель и чуть не засмеялся.
– А теперь убирайся из моего магазина и, если у тебя есть мозги, убирайся из города.
Писатель выбежал из магазина, словно спасаясь от убийцы.
Это было нечто... На улице он закурил сигарету и минуту стоял в оцепенении. Он полагал, что первый удар никотинового дыма должен быть так же хорош, как опиум, который курил Томас де
Квинси, когда писал "Вздохи из глубины". Затем он пошёл по пустой дороге в мотель Гилман Хаус.
««—»»
Писатель снял номер за десять долларов за ночь.
Женщина за стойкой с лицом, похожим на Генри Киссинджера, продолжала восторгаться им с тех пор, как он вошёл в захудалую дверь. Это продолжало его озадачивать. Неужели сапожник с диабетом рассказал всему городу про его приезд?
К радости женщины, он заплатил за месяц вперед.
– Какая удача! Я дам тебе лучшую комнату в гостинице! Это настоящий люкс! У нас ещё никогда не останавливался автор бестселлера.
Писатель скромно улыбнулся. У него не было достаточно сил, чтобы сказать, что из всех его десятков опубликованных книг он даже не приблизился к списку бестселлеров, но, конечно, он бы этого не хотел. Он презирал все коммерческое, как Фолкнер. Искусство письма никогда не должно приносить деньги. Речь должна идти о борьбе за настоящее искусство.
– Это тот самый новомодный компьютер, о котором я постоянно слышу?
– Она попросила его вторую сумку для переноски.
– Нет, это пишущая машинка, - сказал он ей. Имя женщины было миссис Гилман.
– Я держу её хорошо смазанной, поэтому она не производит много шума. Надеюсь, никого не побеспокою.
– Какой там шум!
– Женщина посмеялась над ним, как тетя Би.
– Я, в основном, сдаю по часам, если ты понимаешь, о чем я. Девчонка должна зарабатывать на жизнь, как все.
Писатель не удивился. Это была реальность, подпитка для его музы. Проституция, безусловно, является неотъемлемой частью жизни человека, и он сразу же подумал о монументальной пьесе Сартра. Моя Книга должна быть настоящей...
– Я все понимаю, миссис Гилман.
Ее голос понизился:
– Если ты захочешь потыкать...тебе стоит предохраняться, как говорится.
– О, я не буду потворствовать, миссис Гилман. Как художник, мое восприятие должно быть острым. Тоска от воздержания превращается в творческое просветление.
То, чем миссис Гилман окрестила лучший номер в отеле, было худшим номером, который писатель когда-либо видел. Трупы тараканов лежали, разбросанные по всему полу, как сломанные скорлупки бразильского ореха, когда он заглянул под кровать, его взору предстал мумифицированный кот, лежащий на спине с вытянутыми лапками вверх. Матрас кровати был продавлен в центре, в некоторых местах просматривались засохшие пятна. Шелушащиеся обои отходили от стен, к тому же они были заляпаны отпечатками рук. Он подумал, что каждый отпечаток может рассказать свою историю. Старое радио стояло на синем комоде, хотя писатель сомневался, что он сможет открыть его ящички. На потолке висел вентилятор, украшенный струнами пыли и паутины, в углу комнаты стояли письменный стол и стул.
"Не совсем чистая, хорошо освещенная комната, а?" - Он пошутил над собой и прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
Осмотр ванной показал ржавую ванну с вмятинами, треснувшее зеркало (это была кровь в трещинах?) и...использованные презервативы, плавающие в унитазе. Миссис Гилман взбивала подушки на его кровати, когда он вернулся, то заметил неровности на обоях. Кто-то нарисовал мишень на одной из стен.
"Боже мой", - подумал писатель.
– Они что стреляли в комнате..."
– Это не шикарная комната, сэр, - сказала хриплым голосом женщина, - но она есть...
Писатель указал пальцем и улыбнулся.
– Все будет хорошо, миссис Гилман.
– И если вам что-нибудь понадобится, приходите ко мне.
– Спасибо. Вы очень гостеприимны.
Она достала пластиковый пакет с чем-то из переднего кармана своего платья.
– Попробуй немного. Они восхитительны!
Писатель побледнел. Это был пакет с курагой.
– Спасибо вам, но я вынужден отказаться.
– Надеюсь, вам понравится ваше пребывание у нас!
– Она сияла от радости - Боже мой! С нами живет настоящий писатель!
– Спокойной ночи, Миссис Гилман.
Наконец, она ушла. Он выглянул в окно и поморщился. Это была самая настоящая свалка, которая простиралась до леса. Старые кузова автомобилей лежали на боку, а между ними испражнялась паршивая собака. Он продолжал убеждать себя, что окружающая среда является творческой необходимостью. Хенрику Ибсену бы понравилась эта комната. Он мог бы написать продолжение "Дикой утки" здесь... Так что, если это
было достаточно хорошо для Ибсена, это было так же хорошо и для него.
Готическое отребье белого мусора, эти слова бегали в его голове. Оцепенение творческого блаженства вернулось, когда он установил свою пишущую машинку. Это была стандартная печатная машина Ремингтона № 2, которые выпускали с 1874 года. Он потратил несколько тысяч долларов на её ремонт. Многие великие писатели использовали эту модель: Сэмюэль Клеменс, Джозеф Конрад, Генри Джеймс. Фактически, Клеменс, он же Марк Твен, был первым писателем-фантастом, официально представившим печатную рукопись издателю, та рукопись была подготовлена на идентичной машине.