Минтака. Закатный рассвет
Шрифт:
В наших трущобах, как объяснял мне отец, все дома подотчётны, они как бы принадлежат нам, семьям, живущим в них, но в то же самое время распоряжаться своим имуществом по-настоящему никто не имеет права. Люди могут лишь просто жить в своих домах, но продавать и брать к себе других жильцов – нет. Исключения бывают только при создании новой семьи. Тогда молодоженам иногда даже позволяют поселиться в пустующий незаселенный дом, таких осталось полно после конфликта повстанцев с властями республики.
Но до того славного времени, чтобы тебе позволили вступить в брак с твоим избранником, тебе нужно еще не оказаться одаренным ребенком, чтобы соответственно не
Как говорит отец, взять и уничтожить трущобы одним махом республика не может – все-таки уж больно ценная генетическая информация в нас порой заложена. Но и давать нам беспрепятственно размножаться и крепнуть, тоже не в их целях и желаниях.
Так вот, родители Анны-Марии, с которых и начались мои рассуждения, несмотря на развод по-прежнему вынуждены жить под одной крышей. Разъехаться им никто не позволил. Анна-Мария со смехом рассказывала, как ее отец и мать провели в доме границу во всех помещениях и ругаются каждый раз, когда кто-то из них ее нарушает. Не знаю, правда, что в этом смешного, лично я не вижу никакого повода для веселья. Может, и не зря мне друзья говорят, что я слишком серьезная для ребенка. Но в любом случае, я искренне надеюсь, что мои родители смогут взять себя в руки и не довести наш дом до подобного цирка.
– Лола, завтра пойдем приобретать тебе все необходимое для учебы, – прервала мать мои мысленные рассуждения о насущных проблемах.
– Хорошо. Приобретать? Я не ослышалась? Я думала, мы возьмем все у соседей, у которых дети уже выросли.
– Хм, да, кое-что я уже взяла у Джексонов и Спенсоров, но основную часть принадлежностей мы все же купим тебе новую. И не смотри на меня такими удивленными глазами, оказывается, наш отец все эти годы делился с семьей не всем своим заработком, а откладывал тебе на учебу, – добавила мать с недовольным выражением лица.
– О, Мария! Что же ты за женщина такая? Это ведь и твоя дочь тоже! Она умная и хорошая девочка и заслуживает такого подарка к школе, – отец возвел глаза к небу, покачал головой и зашел в дом.
– Мы могли питаться чуть лучше все эти годы, Эдгар! В том числе и наша дочь, – сказала мать, тоже зайдя в дом и плотно притворив за собой двери.
– Не могли! И перестань говорить так, будто бы я ограбил собственную семью! Если бы я тратил все отложенное на еду, максимум чтобы прибавилось у нас на столе это еще одна жалкая четвертинка свинины раз месяц и все! Как будто бы сама не знаешь,
Мать явно порывалась продолжить спор, но папа проявил несвойственную ему твердость в этот раз.
– Хватит, я сказал! Я глава семьи и мне решать, на что тратить свои кровно заработанные деньги! И вообще, знаешь что, дай-ка мне список школьных принадлежностей для Лолы, покажи где лежит то, что ты уже приобрела, и мы сами с дочерью завтра добудем все остальное. А ты можешь отдохнуть от нас обоих, как раз ты все время жалуешься на то, как мы тебя, бедную, эксплуатируем.
Уау! Надо же и это мой отец! Не знала, что он может быть таким. Впрочем, мать, по всей видимости, тоже не знала, так как даже не нашла, что ответить, впервые на моей памяти. Она лишь молча положила на стол список, принесла вещи, взятые у соседей, и гордо удалилась в свою комнату. А я молча стояла и не знала, как мне стоит реагировать – прыгать и визжать от радости или идти со скорбным видом к матери и успокаивать ее. Первое пересилило чувство долга, правда, кричать я все же не стала, просто кинулась на шею к отцу с благодарностями.
– Ой, папочка, неужели мы и впрямь завтра пойдем за покупками и у меня будет что-то собственное и новое! – счастливо пробормотала я.
– Да, моя прелесть, только, боюсь, все равно придется весьма экономно тратить деньги и возможно, взять еще что-то у соседей.
– Ничего, это ерунда.
– А на маму ты не обижайся, дочка, ее слишком угнетает наша безрадостная жизнь, не все способны оставаться спокойными и позитивными в подобных условиях. Да по большому счету никто не может, но все же одни держатся и пытаются находить положительные вещи в происходящем, а другие окончательно поддаются меланхолии. Раньше она такой не была.
– Да я не обижаюсь, я привыкла. Ты часто говоришь, что мать была другой когда-то, только вот я-то ее другой и не помню. Для меня она всегда была такой.
– Что ты, дочка! Как только ты родилась, Мария души в тебе не чаяла, это ведь она назвала тебя таким красивым именем.
– Да, я помню эту историю. Ладно, пап, не надо, не продолжай, все нормально. Пообещай мне только, что вы с матерью постараетесь не дойти до развода, я не смогу вынести границы в доме.
– Ох, Лола, какая же ты у нас рассудительная и сообразительная не по годам.
Отец прижал меня нежно к себе на несколько минут, а потом мы оба молча кивнули друг другу и разошлись – он пошел сдаваться матери, а я к себе лежать и мечтать о том, чтобы поскорее наступило завтра.
Утром я подорвалась ни свет ни заря и в нетерпении забегала по комнате, собираясь в долгожданный поход по магазинам. От спешки я все никак не могла найти двое носков одинакового цвета. Если бы я отправлялась просто погулять на улицу как обычно, то плюнула бы и одела разные, но только не сегодня. Сегодня особенный день и мне хотелось впервые в жизни выглядеть опрятно и по возможности девочкой, а не худым растрепанным мальчишкой, за которого меня часто принимали из-за короткой стрижки.
Выбора одежды у меня особого, конечно, не имелось, но все же в шкафу одиноко висело одно единственное платье, которое нам досталось еще год назад от родителей Анны-Марии. Поскольку та уже выросла из него, а других девочек подходящей комплекции и маленького роста среди соседей не было. А на мне это платье висело, немногим лучше, чем на вешалке. Но за год я ведь вытянулась хорошо, как сетовала мать, меняя мне одежду, так что возможно, я уже не буду смотреться в нем столь плачевно, как раньше.