Минус двадцать для счастья
Шрифт:
Я пыхтела про себя, но терпеливо молчала. Потому что мама ведь тоже молчала, а значит, ей нравилось. Как вдруг…
— Если он ее бросит, — мама зевнула, — я буду считать, что хэппи-энд удался.
И я рассмеялась. А мама тоже мне улыбнулась и обняла меня. И стало так… не знаю, как объяснить. Но я вдруг начала рассказывать маме — все рассказывать: и о том, что мы расстались с Макаром (хотя можно ли назвать не начавшиеся отношения расставанием?), и о том, что в мою изнь опять ворвался Савелий. И о том, как он вообще появился в моей жизни, и кто он такой.
С
Мало, слишком мало, чтобы говорить о нем с мамой. Но слишком много, чтобы и дальше держать все в себе.
Матеуш прав. Я знала, чувствовала на подсознательном уровне, что Савелий будет идти напролом.
— В общем… — вздохнула я в заключение своего рассказа. — У меня есть время, чтобы побегать от него, но убежать… тем более с таким весом…
— Лера, — в голосе мамы отчетливо отразился упрек, — ты даже сама не понимаешь, какую глупость сейчас говоришь. Вес, вес — ты просто зациклилась на этом. И сейчас говоришь о Савелии и снова проводишь параллели со своим весом. Зачем? Любовь не измеряется в килограммах!
— При чем здесь это?! — вскинулась я и покраснела под ее внимательным взглядом. — Просто он… ну…
— Ну-ну? — подначила мама с улыбкой.
Ну е могла же я сказать, что просто он меня хочет?! очет, потому чтo у него ничего не вышло два года назад, хотя почти, и…
— Может, раcходимся спать? — предложила я.
— Можем и разойтись, — согласилась мама и поднялась первой с дивана. — Но ты подумай над моими словами.
— Ладно, — буркнула я. — Сначала взвешусь, переживу этот шок, потом буду думать.
Рассмеявшись, мама ушла в свою комнату, а я зашла к себе, с неохотой достала из шкафа весы и, решительно выдохнув, встала на них. В последнюю секунду хотела соскочить — все же взвешиваться надо утром и натощак, а то сейчас я как увижу, сколько в меня вошло фруктов, супчика и…
– , Боже! — не веря своим глазам, воскликнула я. — О, Господи!
— Лера, что?! — в дверях показалась взволнованная мама.
— Я — таю! — ткнув пальцем в весы и призывая в свидетели цифры, я повернулась к зеркалу и взглянула на свое отражение. Вроде бы никаких изменений, но… — Одно из двух: или я Снегурочка, или я постройнела!
Подойдя ко мне, мама взглянула на весы, а те послушно показали ту же цифру, что и мне.
— Семьдесят семь, — озвучила мама. — было сколько?
— Вот даже вспоминать не хочу!
— Значит, отталкиваемся от этих показаний и идем дальше?
— Да, уверенно и без лишнего груза.
Сойдя с весов, я открыла один из ящиков стола, достала три упаковки жареных семечек и отнесла их в мусорное ведро. Если бы это увидел Матеуш, он бы не премиул съязвить на тему хомяка и запасoв. Но мама от комментариев воздержалась. Более того, похвалила меня и, кажется, в комнату к себе ушла в куда лучшем настроении, чем до этого.
Значит, я действительно молодец…
Приняв водные прoцедуры, я переоделась в уютную ночнушку и подошла к зеркалу: отражение вроде бы не изменилось,
Купила околo года назад, но так быстро поправилась, что и надеть не успела, а вот теперь…
Теперь мое отражение мне понравилось значительно больше, и, кажется, я так и уснула с улыбкой…
Субботнее утро предлагало поспать, но так как я временно была без работы, а организм привык к определенному временному режиму, проснулась я около семи. И долго просто лежала и думала, думала, думала…
И о Макаре. И о Виталике. И о Савелии. И o шефе. И о своем лишнем весе. Переплелось как-то все, и так странно…
И непривычно от перемен. И очень страшно. И томительно — тоже очень.
А потом я вспомнила, что сегодня у нас день посиделок по-родственному, и мне стало просто плохо, очень плохо, очень-очень плохо. Но я уговорила себя, что это надо пережить и что лучше уж сегодня. Зато завтра с чистой совестью — Новый год, праздник и аллилуйя!
Настроение не улучшилось, но убедить себя встать и не кукситься на жизнь получилось.
Ох, не знаю, любил ли кто-нибудь из членов семьи эти сборы, но явка была обязательна. Однажды дядя Леслав перед очередным слетом Ковальских умудрился сломать ногу, но все равно приехал. И не ушел раньше других.
— Мы переживали за тебя, — важно сказала зачинщица слета, тетя Тамара, увидев его за столом.
— Я так и подумал, поэтому я здесь, — ответил ей дядя Леслав.
А я тогда подумала, что он схитрил и просто понял, что если останется дома, не только все гости тети Тамары, но и она сама нагрянут к нему. Посочувствовать, поддержать и поныть. тетя Тамара, для которой было свято все, что связано с Польшей, традициями и семьей, вообще могла остаться на несколько дней.
Не из-за большой любви — она была холодна даже с братом, не говоря о другой родне. исключительно из-за своеобразного чувства долга.
В общем, ни я, ни мама идти никуда не хотели и пребывали не в самом лучшем настроении, но вечером, захватив подарки, вызвали такси и поехали в гости. Единственное, что обещало быть приятным на этом ужине, — вино. Тетя Тамара его любила, разбиралась в нем и денег на него не жалела. Поэтому на своей машине мы поехать не захотели, а на маршрутке туда не добраться.
И без пропуска не зайти. Это ведь не спальный район, как у нас и дяди Леслава, и не какой-то там центр мегаполиса, как у Матеуша и его сестер, а элитный поселок за чертой города!
Именно там, по мнению тети Тамары, полагалось жить потомкам польских аристократов.
И хотя со временем благодаря Матеушу выяснилось, что к аристократам мы никакого отношения не имеем, переезжать тетя Тамара не стала.
И слава Богу. Потому что так мы собиралась только в преддверии больших праздников, а живи она ближе, трудно представить, сколько бы вечеров были испорчены.