Минус на минус
Шрифт:
А кубок, между тем, размеренно нарезает круги вокруг люстры.
– Мать твою… мать твою… мать твою… – шепчет Иван, задрав голову.
А меня вдруг разбирает гомерический, на грани истерики, смех.
Говорят, чтобы излечить – нужно уничтожить, чтобы уничтожить – надо унизить, а чтобы унизить – лучше всего посмеяться.
И, давясь хохотом, едва не плача от спазмов в щеках и груди, я – наплевав на всю и всяческую психологию – выдавливаю:
– Пшёл вон, клоун! Из моей головы и из моей жизни! Зеро тебе
Кубок падает на пол.
– Эй, голосишко!
В ответ – тишина.
Что ж, он оказался умнее, чем думалось. Я бы на его месте тоже поскорее свалил.
Когда мы с Ниной уже шли к воротам, из окна высунулся Иван и радостно проорал:
– Ты, контактёр! Коньяк готовь, вечером в гости приду!
И тут Ниночка чуть сжала мою руку, повернулась на каблуках и звонким голосом заявила:
– Не-а! Будет шампанское. На помолвке всегда пьют шампанское!
О как! А я-то опасался, что с этим вопросом у меня будут сложности…
И тут, отлично видимая на васильковой голубизне летнего полудня, небосвод снова прочертила сияющая звезда.
До самого горизонта.
Дура Катька
Макс сосредоточенно строил башню из ластиков и карандашей – наверняка обдумывал новую гениальную идею. Башня угрожающе кренилась вправо. Вилена и Михаил колдовали над блок-схемами. Маришка трудолюбиво щёлкала по клаве, наполняя жизнью и смыслом очередную математическую модель. Борис Викторович обложился реферативными журналами так, что только лысина торчала, и что-то там смотрел – может, новое оборудование подыскивал, может, ещё что. Всё как обычно. Повседневная жизнь.
Одной мне скучно. Забыли про меня. Конечно, что мне поручишь, лаборантке с более чем средним образованием и без царя в голове! Отчёт я перепечатала, табель заполнила, а схем с цветными квадратиками для очередной конференции, видимо, пока не требовалось.
В стекло билась муха. Большая, голенастая, светло-серая с красными глазами. Единственное непривычное существо во всей лаборатории. Странно она билась.
Тюк-тюк по стеклу. Вираж. Тюк-тюк-тюк. Опять вираж. Тюк-тюк-тюк-тюк! Это становилось интересным.
Я протянула руку и подёргала Маришу за рукав:
– Мариш! Смотри, какая зверюга…
Тюк-тюк-тюк-тюк-тюк!
– Мариш! Она…
– Отстань, – отрезала та, не оборачиваясь. – Видишь, я занята? Иди вон в буфет, булочек купи, обед скоро. Деньги – сама-знаешь-где.
Тюк! Тюк-тюк!
Я посмотрела на насекомое: муха и летала необычно. Не металась по комнате, а отстучав, сколько надо, подавалась назад сантиметров на десять не разворачиваясь (разве мухи так умеют?), потом закладывала вираж точно по кругу и только потом выдавала очередную порцию ударов по стеклу. Точнёхонько отмеренную порцию! Ладно, на Маришке свет клином не сошёлся.
– Макс… посмотри, какая странная муха…
Макс повернулся, и стёрочно-карандашная башня, тут же воспользовавшись моментом, с грохотом рассыпалась. Жёлтые «кох-и-норы» и коричневые «конструкторы» покатились по столу, роняя грифели.
– Блииин! – только и сказал Макс, он у нас вежливый. – Катька! У тебя просто натуральный талант мешать людям думать! Ты самолучшего гения способна отвлечь от размышлений. Отвяжись, а?
– Но, Макс…
– Отвянь!
Виля обернулась и внимательно посмотрела на меня. Я замерла. Виля всегда действовала на меня как слабый удар током. Впрочем, она на всех так действовала. Нет, не на всех: на некоторых – как сильный. Я видела в музее алебастровую копию знаменитой головы Нефертити, так вот Вилена очень на неё похожа. Только лучше: каштановые волосы, зелёные глаза. Умные, между прочим.
– Тебе что, Кать? – и голос красивый, такой низкий, бархатный… Виля кандидат, не мне чета, уж она-то сразу заметит, что случай и правда необычный! Она – мой последний шанс не оказаться, как всегда, круглой идиоткой.
– Виля, посмотри, как странно летает эта муха! – выпалила я с отчаянием. – Она считает! И летает задом! И ещё…
– Катя, ну ты даёшь! В своём репертуаре! – белозубо расхохоталась Вилена и отвернулась, бросив напоследок: – Хватит уже. Можно подумать, мы тебя не знаем.
Дай спокойно работать, а нечем заняться – так учебник почитай, это никогда не повредит!
Я всё поняла. Люди работали. Делали важное дело. Одна я была, как всегда, «не пришей кобыле хвост»… Дура, что взять!
Я опустила голову, подошла к шкафчику с бумагами, достала коробку из-под монпансье. Взяла полтинник и отправилась в буфет. До обеда действительно оставалось всего двадцать минут, а лифт, естественно, был отключен.
В просторной, стерильно чистой комнате, залитой голубоватым искусственным светом, перед мониторами – двое мужчин в белых халатах.
Тот, что помоложе, лет двадцати пяти, неожиданно издаёт лёгкое восклицание и поворачивается к своему напарнику, седоватому и полному пожилому человеку.
– Валерий Николаевич! Взгляните-ка: мне не показалось?
Тот нехотя поднимается и смотрит на колонки цифр в таблице на экране. Его брови лезут вверх.
– Похоже, Андрюша, что нет! Поздравляю, коллега! Честно говоря, я уже предполагал, что и этот институт – пустой номер.
– А я сразу думал, что найдём! Валерий Николаевич, да тут одних академиков пятеро!
– Что ж, похоже, оптимизм оправдался. Данные давайте. Номер кандидата, будьте любезны.
– 6 429-бис, класс А, пол женский, сектор 128… Сейчас… Екатерина Кукушкина! Странно: отчества нет.
– Что-то я не помню такого академика. Ладно, Андрюш, готовь запрос. По всем параметрам наш кадр: наблюдательность, внимательность, нестандартность, несклонность выбирать очевидные ответы… Самооценка, правда, низковата. Это при такой-то фантазии!
– А почему у них у всех всегда так? Разве не странно?