Минута после полуночи
Шрифт:
— Вот именно, — подтвердил Алимов. — Поэтому я сначала подумал об анонимках.
— А что, это идея! — оживилась Леночка. — Туманова буквы клеила, Марат в сумочку подсовывал! Нужно узнать, Извольская находила послания в той самой сумочке или нет?
Алимов медленно покачал головой.
— Очень сомневаюсь. Во-первых, анонимки ей подбрасывали четыре раза в течение месяца. Думаешь, она каждый день приходит в театр с одной и той же сумкой? Ирина Витальевна дама стильная! Во-вторых, отпечатки могут оказаться простым совпадением. Допустим, Извольская уронила
— А кто?
— Вы шутите? — Роман перевел недоверчивый взгляд с одного лица на другое. — Это же ясно, как день! Конечно, Извольская!
— Зачем? — мягко спросил Алимов.
— Понятия не имею! Но если бы это сделал Красовский, то пить отравленный чаек не стал бы! Он что, ненормальный?
— Он ненормальный, — подтвердил Алимов. — Смотрите. — Он бросил в центр стола стопку пыльных старых газет. — Нашел у него в шкафу в кабинете.
Роман испуганно округлил глаза и понизил голос.
— Обыскали, что ли? Патрон! Вы рискуете! — Он схватил несколько газет и быстро перелистал: — Где смотреть-то?
Леночка ткнула пальцем в последнюю страницу.
— Вот. Премьера оперы. Главная партия — Ирина Извольская.
— Читаем по-португальски? — съязвил Роман.
— Дурак, там фотография есть.
Газет было очень много, и все на разных языках: польские, румынские, итальянские, французские, английские, канадские, немецкие… В каждой рецензия на оперный спектакль и фотография худенькой женщины в театральном костюме и гриме.
— Мамма миа, девяносто восьмой год! — свистнул Роман. — Патрон, он этот архив пятнадцать лет собирает! Это сколько же денег на подписку угрохано!
— Я не думаю, что он их выписывал, — ответил Алимов. — Я думаю, он их покупал.
— Где?
— Разумеется в тех странах, где они напечатаны! — Алимов выдержал небольшую паузу. — Ребята, он ездит за ней по всему миру начиная с девяносто восьмого года! Можно проверить авиабилеты, но я абсолютно уверен.
Они замолчали. Леночка приподняла рукав свитера. На коже выступили крупные гусиные мурашки.
— Да-а-а, — протянула Леночка. — Наваждение какое-то. А Извольская знает?
Алимов пожал плечами.
— Трудно сказать. Таким людям подобные вопросы не задают.
— Оба они больные, — фыркнул Роман. — Но не могла же она убить его только за это? — он ткнул пальцем в пыльный архив, пожал плечами и сказал тише. — Хотя, если сильно надоел…
— А он себя запросто смог бы, — сказала Леночка. — Если бы ей понадобилось. — Она взглянула на Алимова. — Но зачем ей это могло понадобиться?
— Шеф, нужно пообщаться с Тумановой, — сказал Роман.
— Само собой. Ты выяснил, чем она занимается?
— Пенсию получает! Ей же сто лет в обед!
— И не сто, а меньше семидесяти, — поправила Леночка.
— Да, это совсем другое дело! — ядовито согласился
Алимов, как обычно, развел помощников в стороны.
— Значит, так. Собирайте сведения о старушке. Где живет, как живет, с кем общается. Роман, бери в разработку Марата. Красовского отравили наркотиком, а Марат явно сидит на «колесах». Постарайся выяснить, он только покупает или еще и продает. Только очень осторожно. Еще меня интересуют распечатки телефонных разговоров всех солистов за два месяца. Включая концертмейстера. Посмотрим, одна троянская лошадка в театре или несколько. Даю три дня сроку.
— А как быть с анонимками? — спросила Леночка. — Ситуация безнадежная? Мы так и не узнаем, кто автор?
— Если придет еще хотя бы одна — узнаем, — пообещал Алимов. И добавил: — Я зарядил ловушку.
Объяснять ничего не стал. Не потому, что не доверял помощникам, а потому что привык за возможные неудачи отвечать сам.
Финансовый отчет…
Финансовый отчет лежал на столе уже целый час. Никита взъерошивал волосы, просматривал одну-две строчки, но мысли, словно намагниченные, стремились улизнуть обратно, в тревожное туманное облако.
Еще через полчаса пришлось признать поражение. Красовский уложил бумаги в папку и позвонил секретарю.
— Попроси Анжелу зайти ко мне.
Через пять минут послышался торопливый стук каблучков, и в кабинет влетела Анжела, внося за собой шлейф света и ветра. Несмотря на мрачную озабоченность, Красовский ею залюбовался.
— Ты хотел меня видеть?
В широко распахнутых глазах плавала надежда и детское ожидание праздника. Красовский вдруг заметил, что глаза Анжелы вовсе не черные, как ему казалось раньше. Солнце высветило густую шоколадную глубину, на поверхности которой фея-крестная рассыпала золотистую медовую пыльцу. Красиво.
Никита раскрыл ежедневник, достал лист, сложенный вчетверо, и протянул Анжеле.
— Ира нашла это сегодня. Твоя работа?
Она приняла бумажку с улыбкой, не отрывая от него глаз. «Она похожа на амазонку, — вдруг подумал Никита. — Свободная и прекрасная».
Анжела не спеша прочитала анонимку. Лицо прекрасной амазонки постепенно затемнялось тучей, ожидание сменялось раздражением. А когда она снова взглянула на Никиту, в шоколадно-золотых глазах полыхал гнев. Одно слово — актриса. Причем хорошая актриса, талантливая.
Анжела бросила бумажку на стол и вытерла руки.
— Вот, значит, что ты обо мне думаешь?
Красовский аккуратно уложил анонимку на прежнее место и закрыл ежедневник.
— Давай договоримся. Если ты признаешься, все останется между нами. Даже Ира ни о чем не узнает.
— «Даже»! — пробормотала Анжела. Гнев в ее глазах сменился любопытством: — А если не признаюсь?
— Тогда, по крайней мере, воздержись от продолжения, — сухо посоветовал Красовский.
— Или… что?
Никита промолчал. Анжела нагнулась, уперлась руками в стол. Низкий круглый вырез футболки удобно расположился прямо на уровне его глаз.