Минута после полуночи
Шрифт:
С этими словами прекрасная амазонка достала из кармана несколько продолговатых капсул и протянула их Алимову.
— Вот. Украла у Миры. Хотела сегодня в баре проглотить… и не смогла.
Трусливая дура.
Она отстранила советника, встала с кресла и вдруг пошатнулась. Прекрасное лицо побледнело, Анжела удивленно захлопала длиннющими ресницами и сказала каким-то невнятным расслабленным голосом:
— Мамочка…
Зажала двумя руками рот и бросилась в ванную.
Вадим Александрович сунул капсулы в карман и забегал по квартире, ухаживая за блистательной
Потом выяснилось, что от воды и мыла у Анжелы стягивает кожу, и советнику пришлось рысью мчаться в ближайший парфюмерный магазин за кремом. А когда он вернулся, она уже спала на диване, подложив под щеку сложенные ладони. Лицо, отмытое от туши, казалось таким юным и печальным, что у Вадима Александровича защемило сердце.
Он сел за стол, достал из кармана гладкие продолговатые капсулы и покачал головой. Дигиталис. Элеонора Александровна принимала такое лекарство за год до смерти.
Советник вырвал из блокнота чистый лист и наморщил лоб.
Написать хотелось много. Например, что он уходит потому, что знает: наутро все выглядит совсем по-другому, чем вечером. Анжела может устыдиться своей откровенности, а ему не хочется видеть ее смущенной. Или о том, что она похожа на прекрасную гордую амазонку, и он в нее ужасно… То есть она ему ужасно… В общем, в голову лезло так много разных глупостей, что разместить их на бумажном листе оказалось невозможно.
В итоге графоманские мучения советника вылились в четыре слова: «Будешь уходить — захлопни дверь».
Алимов оставил записку в центре стола, рядом с нетронутой коробкой конфет и фруктовым натюрмортом. Сверху приложил тысячную купюру на такси и припечатал ее баночкой крема. Достал из шкафа в спальне легкий клетчатый плед, вернулся в зал и укрыл съежившуюся амазонку. Она не пошевелилась. Алимов последний раз полюбовался бледным лицом с горестно сведенными бровями, погасил свет и бесшумно закрыл за собой дверь.
Красовский сидел за столом…
Красовский сидел за столом и просматривал какие-то документы. Увидев Вадима Александровича, игорный король не выказал никаких эмоций. Но советнику показалось, что по светлым до прозрачности глазам Никиты Андреевича пронеслось темное облако.
Поздоровавшись, Красовский откинулся на спинку кресла и выжидательно уставился на посетителя. Алимов достал из сумки анонимки. Красовский на мгновение опустил глаза и тут же снова вскинул на Алимова холодный ясный взгляд.
— Я возвращаю вашу собственность, Никита Сергеевич.
Красовский не ответил. Смотрел на советника упорным немигающим взглядом и молча ждал продолжения. Алимов положил
— Это счет. Просмотрите его, пожалуйста.
— Я прочитаю позже.
— Нет, сейчас, — твердо сказал Алимов. — Могут возникнуть вопросы.
Красовский взял лист и просмотрел его на расстоянии вытянутой руки.
— Почтальоны? — переспросил он и нахмурился. — Что еще за почтальоны?
Алимов сел в кресло напротив мецената, не дожидаясь приглашения, и развернул анонимные послания.
— Смотрите, Никита Сергеевич, я хочу, чтобы вы поняли. Вот эти четыре анонимки вы мне передали в первый день нашего знакомства. А вот последняя, пятая, которую вы мне передали позавчера. Видите разницу?
Красовский положил перед собой два листа. Его глаза медленно переходили со строчки на строчку.
— Нет, — сказал он и оттолкнул бумагу.
— Нет? — удивился Алимов. Сравнил цветные печатные буквы и кивнул. — Ну, допустим, все-таки вы не специалист. А специалисту ясно, что газетный шрифт на этих двух посланиях — разный.
— Ну и что?
— А то, что буквы первых четырех анонимок вырезаны из газеты бесплатных рекламных объявлений. Они распространяются во всех округах Москвы, и шрифт у них одинаковый. А последняя анонимка, — Алимов тряхнул в воздухе хрустящей бумагой, — составлена совсем из другой газеты. Из той, которую анонимщику подсунул я. Пять почтальонов, которым я платил, каждый день клали в определенные почтовые ящики цветные газеты с разным печатным шрифтом. Понимаете, Никита Сергеевич? С разным! Чтобы закончить расследование, мне осталось узнать, из какой газеты были вырезаны буквы. — Алимов выдержал паузу. — Я должен назвать имя?
Красовский разомкнул плотно стиснутые губы и хрипло ответил:
— Нет.
— Возникли некоторые дополнительные обстоятельства…
— Не нужно, — оборвал Красовский. — Я задал вам вопрос и получил на него ответ. Больше я ничего знать не хочу.
Алимов застегнул сумку и вскинул на плечо ремень.
— В таком случае наше сотрудничество исчерпано.
— Да, — подтвердил Красовский. — Деньги будут переведены на ваш счет сегодня вечером.
Алимов кивнул и направился к дверям. Взялся за ручку, поколебался и повернулся к заказчику.
— Зачем это вам, Никита Сергеевич? Мне казалось…
— Не ваше дело! — перебил Красовский. — Вы сделали свою работу, больше от вас ничего не требуется.
Алимов пожал плечами.
— Как знаете. Могу я задержаться в театре еще на пару часов? По личному делу.
— По личному — можете.
С этими словами игорный король подвинулся к столу и уткнулся в разложенные перед ним бумаги.
Алимов спустился вниз, вошел в зал и потихоньку пристроился на краешке ближайшего кресла. Прежде чем навсегда покинуть театр, он позволил себе маленькую слабость: решил попрощаться с прекрасной Анжелой. Бог знает, как она посмотрит на него после вчерашнего, но это не важно. Важно то, что больше они никогда не встретятся.