Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают
Шрифт:
— Забрасываю тебя, газета «Бильд», на вражескую территорию. Не оплошай, камрад.
Газета вспорхнула, но ее тут же растерзало ветром и дождем. Его друг спросил:
— А что там было напечатано?
— Курд Юргенс. Шестьдесят лет, а ума ни капли [26] .
В Западном Берлине я поставила свой чемодан в ячейку камеры хранения на вокзале Цоо, чтобы скорее поехать в Восточный Берлин к Бенно Бессону.
Ноябрьское небо нависало как грязный ксерокс неба над Берлином [27] , в каком-то
26
Слова из песни, исполненной актером Курдом Юргенсом.
27
Отсылка к знаменитому фильму Вендерса «Небо над Берлином».
— Пожалуйста, отведите волосы, — сказал он. На фото у меня волосы забраны вверх.
Тут я объявила всем пограничникам:
— Я еду к Бессону.
На пятимарковой восточной купюре, которую я выменяла на западные деньги, был изображен мужчина в шапке, его звали Томас Мюнцер. Под ним было написано:
Государственный банк ГДР. Пять марок.
Германская Демократическая Республика.
1975
ТВ 937 012
Бессон был художественным руководителем «Фольксбюне». Вахтер, прочихавшись, набрал чей-то номер и велел мне ждать внизу в фойе. Потом снова расчихался.
Я прождала четыре часа, а поскольку читать было нечего, я постоянно перечитывала номер купюры ТВ 937 012, пока это число не стало казаться мне телефонным номером, по которому непременно нужно позвонить. Я не купила себе ни кофе, ничего — боялась потерять телефонный номер — и положила денежку на столик рядом с рекомендательным письмом к Бессону от цюрихского книготорговца еврея Пинкуса. В письме тот уверял Бессона, насколько важно для Турции и турецкого театра, чтобы именно я смогла у него учиться. При этом Пинкус знал меня только по моим письмам к Йозефу, которые тот ему зачитывал. Левая бровь Томаса Мюнцера немного приподнималась. Когда Бессон внезапно предстал передо мной, я протянула ему письмо и пятимарковую купюру. Бессон вернул деньги, вскинул свои густые брови и уставился на меня. Я взяла из голубой пачки «Голуаза» сигарету и закурила, пока он читал письмо. Потом Бессон снова посмотрел на меня и на голубую пачку «Голуаза».
— Господин Бессон, — сказала я, — я пришла, чтобы научиться у вас театру Брехта.
Бессон ответил очень спокойно:
— Милости просим. Я отведу вас к своей секретарше, после чего вы сможете присутствовать на репетициях пьесы Хайнера Мюллера. Скажите секретарше, чтобы она направила вас в Международный институт театра, там вам выдадут гэдээровскую визу.
— А нельзя ли мне почитать в архиве ваши старые заметки к пьесе Брехта «Добрый человек из Сезуана» и перевести их для моих стамбульских друзей на турецкий язык?
— Конечно, можно. А сейчас идите домой, вам еще границу переходить. Спокойной ночи.
Когда я шла назад к пограничному пункту «Фридрихштрассе», мне становилось все легче и легче, руки мои превратились
В пивной было сумеречно, там сидела толстая девушка с черным псом, который то и дело лизал ее лицо. Как и я, она курила одну сигарету за другой и гасила их в пепельнице с пружинной крышкой. Китч. Она сидела, пес лизал ее лицо, а мне чудилось, будто я в китайском опиумном притоне, лежу на топчане, курю и смотрю на девушку. Это первый человек, которого я встретила в этой стране, ее страна станет моей, я хочу остаться здесь, лежать и всю ночь напролет любоваться ей и ее собакой. Это мои первые друзья, я буду ходить с ней и ее собакой под дождем вдоль канала, мы втроем возьмемся за руки и перелетим с одного берега на другой и выкурим по сигарете, собака тоже выкурит, я дам ей прикурить.
Я спросила молодого человека с длинными светлыми волосами, который сидел позади меня:
— У вас не найдется огоньку?
Он подошел ко мне и сделал три попытки зажечь спичку. Коробок выглядел так, будто его смастерил ребенок.
— Можно взглянуть?
На коробке была изображена саламандра. Слева вверху была надпись:
Товары для зажигания
Народное предприятие «Товары для зажигания», Риза.
— Какой красивый коробок!
— Дарю.
Он так и остался сидеть за моим столом, запрокинул голову, полузакрыв голубые глаза, и провел по волосам пальцами, длинными, как карандаши. Альбрехт Дюрер, автопортрет в молодости. Я стою перед этим портретом, и руки Дюрера дали мне прикурить. О чем тогда думал Альбрехт? Какой была его мать? Чем они тогда питались? Какой была в те времена любовь? Как разговаривали с детьми? А бабушка Дюрера — когда она смотрела из окна, что она видела? На чем задерживала взгляд?
— Вам надо в Западный Берлин? — спросил Альбрехт Дюрер.
— Да, а завтра утром я снова явлюсь сюда и буду изучать в архиве «Фольксбюне» старые заметки к постановкам Бессона.
Он был геем, его возлюбленный жил в Западной Германии и не мог бывать у него часто. Он хотел к нему, но не мог, сидел в пивной на пограничном пункте и курил маленькие сигары, похожие на маленькие черные фаллосы. Название у сигарок было:
«Нет слов». 20 штук
HSL 1 873 330 EVP. 2, 40 М
Когда я вновь принялась заучивать цифры, как телефонный номер, он сказал:
— Возьми ее себе.
Он вел себя, как мой отец. Отец вырос сиротой и всю жизнь делал людям подарки. Я достала из пачки сигарку, он зажег спичку и дал мне прикурить.
— У тебя в глазах большие звезды. Если хочешь, можешь переночевать у меня.
— Но моя виза истекает в полночь. Я должна вернуться в Западный Берлин.
— Ты можешь тут же въехать сюда снова.
Он остался ждать у пограничного перехода. Я отдала ему свою раскуренную сигарку и пошла через переход. Пограничник спросил меня, остались ли у меня еще гэдээровские деньги.