Мир-Цирк. Город Барабу. Песнь слона
Шрифт:
В зале послышались голоса несогласных. Бану поднял руку, и Палата затихла.
— Тем не менее гоата — если мы можем это так сказать — поступила в Палату от имени короля, и мы посчитали возможным согласиться с таким решением. — Бану немного помолчал, затем посмотрел на Председателя. — Если мы усматриваем связь между бентом Ассамблеи и джахом колонистов, то должны согласиться и с тем, что хазб колонистов это также и страдания Ассамблеи Квадранта.
Среди сторонников короля поднялся гул согласия.
Зереб, пользуясь привилегией королевского представителя, встал
— То, что наши депутаты-диссиденты подтвердили свое согласие с решением большинства, идет на благо Империи, но для этого вряд ли стоило созывать специальную сессию. Что еще желает изложить Палате депутат Бану?
Бану улыбнулся:
— Немногое. — Он кивнул своему помощнику, который сразу же ненадолго вышел из зала и вернулся с какими-то бумагами. Бану обратился к собранию: — Если мы соглашаемся с тем, что хазб колонистов в некоей абстрактной форме доставляет страдания Ассамблее Квадранта, то нужно согласиться и с тем, что если этого не происходит, если хазб не достигает цели, то и гоата превращается в некий гротескный акт агрессии, направленный против беззащитного мирного населения!
Помощник положил принесенные бумаги перед депутатом Бану, и пока тот перелистывал их, Зереб снова решил вмешаться.
— Неужели депутат Бану всерьез намерен убедить собрание, что люди, колонисты Мистении, обреченные на тяжелый, невыносимый, бессмысленный труд, не страдают?
Он опустился на скамью под смех и улыбки депутатов-лоялистов.
Бану наконец нашел то, что искал, и поднял лист бумаги:
— Я сейчас прочитаю кое-что и хочу, чтобы это было занесено в протокол. Каждый лист из имеющихся здесь начинается одинаково. «Королевской Семье Нуумианской империи и Палате Депутатов. Мы, нижеподписавшиеся, желаем выразить нашу искреннюю признательность за обращение с нами, которому мы подвергнуты Имперской Палатой. Тяжкий труд, упорядоченный режим и унижение показали нам всю бессмысленность нашего прежнего существования. Теперь наша жизнь стала целенаправленной, и нет среди нас ни одного, кто не испытывал бы благодарности Королевской Семье за ее заботу и внимание».
Бану поднял стопку бумаг:
— Все это было представлено в посольство Мистении стражем и незамедлительно отослано в Палату работниками посольства, понимающими важность вопроса. Обращение подписано всеми находящимися на Мистении людьми, колонистами и работниками цирка, всеми, кто стал объектом гоаты, решение о которой было принято этой Палатой. — Бану повернулся к депутату, пытавшемуся сорвать его выступление по поручению посланника Сума и Карла Арнхайма. — Кстати, брат, я бы сказал, что гоата вашего мистера Арнхайма тоже не достигла цели.
Королевский Представитель только покачал головой, когда вся Палата поднялась и потребовала слова.
— Придержи коней! Слоны идут!
Хаву Ди Мираак прыгнул к панели, готовясь применить оружие — ужасные пронзительные звуки, вырвавшиеся из звуковых колонок, наполнили всю его капсулу. Из брезентового сооружения, стоявшего в конце улицы, показалась колонна белых лошадей, за которыми следовали прелюбопытные
— Люди! Остановитесь! Остановитесь немедленно!
По сигналу возглавляющего колонну парад остановился и умолк. Колонисты, стоявшие вдоль дороги, захлопали в ладоши.
— Тишина. Тишина, или я включу поле!
Люди замерли, и Хаву перевел дыхание. Взглянув на панель, он увидел предупредительные огоньки всех сторожевых башен в его секторе. Хаву выглянул в обзорную сферу, увидел, что люди не выказывают агрессивных намерений, а, наоборот, улыбаются, и нажал кнопку связи.
— Сторожевой пост деревни номер семнадцать.
В громкоговорителе что-то щелкнуло, затем оттуда донесся слегка дрожащий голос:
— Докладывайте, семнадцатый.
— Я… я не знаю. Что происходит?
— Мы сами пока ничего не понимаем. Похоже, во всех лагерях идут какие-то празднования. Угрозы для наших постов не отмечено.
Хаву посмотрел на заполнивших улицу людей. Они были счастливы.
— Что мне делать?
— Вам угрожали?
— Нет, пока нет.
— Решайте сами, на месте. Сообщайте обо всем необычном. Мне нужно ответить на другие вызовы.
Хаву отключил связь. Из барака вышел человек по имени Билли Пратт. Подойдя к башне, он остановился:
— Хаву?
Некоторое время Хаву смотрел на человека, потом включил внешнюю связь:
— Билли Пратт. В чем дело?
Разводила потер подбородок, оглянулся на застывшую за его спиной процессию и снова повернулся к башне. На его лице сияла улыбка:
— Господин, вам известно о нашем благодарственном письме, посланном в Имперскую Палату?
— Да. Я знаю, что бумаги с подписями ушли из лагеря без моего разрешения, и мне это не нравится.
Человек, похоже, огорчился:
— У нас вовсе не было намерения доставлять вам неприятности, господин. Мы лишь хотели выразить нашу признательность.
— Что означает этот парад, Билли Пратт?
Человек пожал плечами:
— Мы всего лишь демонстрируем то, как мы счастливы, господин.
Хаву внимательно присмотрелся к людям, стоящим на улице и в колонне. Потом перевел взгляд на Билли Пратта и откинулся на спинку кресла, подумать. Вдруг смех наполнил крохотную капсулу. Немного успокоившись, он уже по-иному посмотрел на Билли Пратта.
— Гоата! Двойная гоата! Отличная работа. — Хаву снова рассмеялся и включил систему внешней связи. В конце концов, ему приказали действовать по собственному усмотрению. — Продолжайте. Продолжайте парад, Билли Пратт. Извините, что помешал.
Он подался вперед, наблюдая за тронувшейся с места процессией и уже обдумывая доклад начальнику сторожевого центра.
36
Джон О'Хара и Том Уорнер вместе долбили кирками каменную стену карьера.