Мир-Цирк. Город Барабу. Песнь слона

Лонгиер Барри Брукс

— Эй, вы двое! — раздался в темноте грозный оклик. — Хватит шуметь! Расходитесь-ка по домам. — У них над головой захлопнулись ставни таверны.

— Это городская площадь, а не твоя собственная! — Джонджей встал на ноги. Ставни распахнулись вновь.

— По-твоему, выходит, вы можете на ней куролесить всю ночь напролет. Валяйте, только потом не жалуйтесь, что вас за это отправят в Поре тянуть лямку на лесоповале!

Мортифай поднялся на ноги и дернул Джонджея за руку:

— Ладно, пойдем

отсюда! А то, глядишь, Капе и вправду настучит на нас.

Джонджей едва держался на ногах. Пошатываясь, он направился через площадь.

— Стук-стук, бум-бум, — Мортифай рассмеялся, — бум-бум-та-ра-бум.

— Бум-бум-шмяк-бряк!

Приятели, хихикая, прошествовали через площадь. На углу Мортифай подтолкнул друга на тропинку, ведущую к краалю, а сам нетвердым шагом направился домой.

Джонджей дважды обернулся на месте, затем в задумчивости почесал голову:

— Ушли. Все до единого. Никого не осталось. Он пожал плечами и начал взбираться между темных домишек по тропинке, ведущей к краалю.

— Стук-стук, бум-бум. — Взявшись за полы туники, он закружился посреди улицы. — Бум-бум-тара-бум. — Джонджей споткнулся, остановился и посмотрел на звезды. — Момус! Ты жирный, наглый прохиндей! Сколько я ни пью, у меня все равно не получается напиться до чертиков. Посмотри на меня! Кто я? Дрессировщик без собственного слона в цирке, который нигде не дает представлений! Разве я не смешон?

Джонджей поник головой, вздохнул и направился в сторону родительского дома. Это было непритязательное строение — четыре комнаты, крыльцо, притулившееся рядом с краалем. Уцепившись, чтобы не упасть, за перила крыльца, Джонджей посмотрел в темноту, туда, где были слоны, но ничего не увидел. Тьма — хоть глаз выколи. Покачав головой, он прошел внутрь дома в свою спальню. Там он рухнул как подкошенный и растянулся на подушках. Какое-то время он смотрел на тусклые звезды, мерцавшие где-то в вышине в проеме окна.

— Интересно, как это — путешествовать в межзвездном пространстве? И какие они, иные миры? Какая на них жизнь?

— Джонджей!

Юноша узнал голос матери.

— Да, мама.

В комнату с масляной лампой в руках вошла Крошка Вилл.

— Джонджей, ты знаешь, который час?

Он закрыл глаза и положил руки под голову:

— Нет, но, должно быть, очень поздно. Очень-очень. — Он открыл глаза, но тотчас закрыл — не в силах смотреть на слепящую лампу. — Ты что-то хотела, мама?

Крошка Вилл посмотрела на сына и прикусила губу:

— Я просто хотела тебе кое-что дать.

Джонджей слегка приоткрыл один глаз и увидел, что мать действительно что-то держит в протянутой руке. Джон тоже протянул руку и принял ее дар. Затем поднес к огню, чтобы лучше рассмотреть. Это был стек дрессировщика. Джонджеем овладел приступ хохота. Он даже выронил стек из рук.

— А теперь, мама, мне не хватает самого малого — собственного слона. — И он расхохотался снова.

— Этот стек — из ангельского дерева.

— Тогда к нему в придачу мне нужен и ангельский слон. Джонджея душил смех. Он так и уснул — всхлипывая и фыркая время от времени.

Крошка Вилл вышла, и комната погрузилась во тьму.

Крошка Вилл сидела в тени крыльца, наблюдая за дочерью. Мэй сидела на одеяле в краале, скрестив под собой свои тоненькие ножки. На коленях у нее стояла доска с листом бумаги. Правая рука быстро и уверенно углем наносила штрихи и линии. Джонджей восседал верхом на Рег, оба они — и человек, и животное, застыли как статуя. На дорожке послышался шорох шагов, затем покашливание. Крошка Вилл обернулась и увидела, что в их сторону, опираясь на палку, ковыляет Мейндж Рейнджер.

— Мейндж, что ты здесь делаешь в такую жару? — Вилл поднялась навстречу ветеринару и предложила ему свой стул.

С благодарностью Мейндж опустился на сиденье, еще раз кашлянул, откинулся на спинку и вздохнул:

— Вилл, вот уже тридцать лет, да нет, уже тридцать один год, как я не видел и понюшки табаку. А кашель у меня такой, будто я до сих пор только и делаю, что дымлю как паровоз этой отравой. — Мейндж бросил взгляд в сторону крааля, затем покачал головой. — Эх, как время-то летит!

Крошка Вилл ласково положила ему на плечо руку:

— Новый экстракт не помог.

Мейндж покачал головой, и редкие седые пряди упали ему на лоб. Трясущейся рукой он отбросил их назад.

— Чертово зелье не дало никаких результатов. Он посмотрел на Крошку Вилл, затем на дым по ту сторону дорожки.

— Мне не следовало обнадеживать тебя. — Мейндж посмотрел в сторону крааля. — Мэй уже двадцать… двадцать четыре. — Мейндж фыркнул. — То есть двадцать земных лет. А на вид ей не дашь больше тринадцати — четырнадцати. — Он посмотрел на Вилл. — И всю свою жизнь ей суждено оставаться калекой. Хотел бы помочь, но, увы…

Крошка Вилл похлопала его по плечу:

— Мэй сама все знает. Она уже свыклась с этой мыслью. Зато у нее есть дар.

— Разве рисование может заменить радость движения — ходьбы, бега?

Крошка Вилл посмотрела в сторону крааля:

— Для нее — да. — И она снова повернулась к Мейнджу. — Пойми, в один прекрасный день всех этих слонов не станет. — Вилл почувствовала, как к глазам ее подступают слезы. — Всех до единого, Мейндж, ты только подумай, тогда нам останутся только рисунки, сделанные ее рукой. Это важно для нас, дрессировщиков, это важно для самой Мэй.