Мир Дому. Трилогия
Шрифт:
– Сам дурак… – ворчит Пан. – Не потеряй глистогон – может, и выкарабкался бы…
Я киваю. Глистогон дал Док – блистер мелких серых таблеток, которые должны были убить червей в брюхе Висельника. Но этот безрукий баран успел употребить только одну, а остальные потерял. Идти к Доку по второму разу из-за этого идиота? Желания нет. И это значит, что с таблетками Висельник потерял и жизнь.
– Ухитрило ж его… – цедит Смола. – Там упал, здесь потерял…
Я снова киваю. Все началось еще в прошлую декаду, когда во время уборки стоков Висельник свалился в коллектор и окунулся с головой. Наверняка там же и хлебнул… Потому что к концу декады его брюхо начало раздуваться, а изо рта завоняло отборным гнильем. Док отреагировал сразу,
– Пацан хочет пернуть! – орет вдруг кто-то из номеров. Я свешиваюсь с лежанки, смотрю вдоль прохода – это Жухлый. У Жухлого нередки проблемы с пузом – и водолазам достается от него чаще всего.
Короткое быстрое шуршание – и ближайший газонюх выползает из-под нар. Он торопится оказать услугу нормальному пацану Жухлому. Медлить нельзя – по этой команде водолаз должен явиться немедля. Если же нет – все опущенные в камере будут жестоко наказаны, а потом, ночью, водолаза, осмелившегося быть нерасторопным, накажут свои же. И, часто, смертью.
На четвереньках газонюх подскакивает к крысюку. Жухлый распускает завязки на штанах, загибается, отклячивая жопу, – и водолаз приникает своим ртом к его шоколадной дырке. Жухлый пыжится – и исторгает из кишечника мощный трубный звук. Я ухмыляюсь – кажется, даже и крошка полетела…
– Готово… – удовлетворенно пыхтит Жухлый и завязывает шнурок на штанах. – Уноси.
Водолаз торопливо захлопывает пасть – наружу не должно прорваться ни грамма – и на четвереньках бежит к решетке. Снова раскрыв рот, выдыхает мерзость Жухлого наружу – и, обернувшись, замирает: номера по пути его следования принюхиваются, проверяя качество оказанных услуг.
– Чисто.
– Чисто…
– Чисто вроде… – басит с крайних нар Ниппель.
– Свободен, – ворчит Жухлый. – На место пошел…
Короткое шуршание – и водолаз снова исчезает под нарами.
Водолазы, черти, гребни, козлы и прочие пидоры – низшая каста в нашей иерархии. Для этой категории существует даже определение – обиженные, опущенные или поднарные. Попасть в категорию обиженных просто – а выбраться уже невозможно. Неуплата карточного долга, телесный контакт с другим опущенным, стукачество, крысятничество, кража чужого имущества, излишнее пиздобольство и нежелание следить за своим базаром… Да даже просто слабость характера, неумение постоять за себя. Если на тебя барагозит какое-то чмо, а ты ссышь врубить ответку – с большой вероятностью тебя опустят и определят в поднарные.
Будучи поднарным ты не имеешь права говорить с нормальными пацанами. Ты ешь за отдельным столом из отдельной посуды, в которой обязательно проверчена дырка – для того, чтоб правильные пацаны не зашкварились, взяв твою ложку или тарелку. Проследить, чтоб опущенный получал эти тарелку с ложкой регулярно – ответственность пищеблоковских… но они помнят всех обиженных наперечет и никогда не ошибаются. Ошибся – стал поднарным сам. Ты моешься из отдельного умывальника и уступаешь дорогу остальным, ты ходишь опустив глаза в пол, ты обязан сообщать о своем статусе вновь поступающим крысюкам. Впрочем, еще раньше тебе сделают на лбу наколку – поднарного должно быть видно издали, чтоб нормальный пацан не зашкварился, по незнанию заговорив с таким. Говорят, что раньше в обязанности опущенных входило сексуальное удовлетворение правильных пацанов – но в Гексагоне у нас есть женщины, и лично мне противно даже думать о подобном. Словом – существование поднарного ад по сравнению с жизнью обычного правильного крысюка. Что каждого из них держит на этом свете?.. Это загадка для меня.
Время все ближе к отбою, и нам пора подводить итоги декады.
– Ну что, мужчины, подобьем результаты? – Смола довольно скалится. – Желтый, друг, ты нам нужен…
Желтый нам очень нужен. Отыскать в Гексагоне бумагу для записей сложно – точно так же, как и то, чем писать. Потому-то нам и нужен Желтый. Главная ценность Желтого – его голова, почти что жесткий диск с программами типа калькулятора. Желтый старательно скрывает это умение – ибо выделяться из толпы ну его в жопу. Это вбито в нас с Малолетки. Желтый помнит многое – а считает, сдается мне, даже быстрее какого-нибудь контроллера. Феномен в башке у человека. Желтого могли взять в капо – но он у нас анархист. Любимчик сразу и Дока, и Армена. Они жуть как любят совать ему редкие умные книжки и просвещать собственным интеллектом. И потому Желтый, жмурясь, как сукин кот, с удовольствием цитирует Прюдона, Бакунина и даже Че Гевару. Брат Желтый всегда открыт для борьбы, и захоти я устроить бунт – в первую очередь перетер бы с ним. Башка Желтого просчитывает сразу многие варианты событий и потому он опаснее, чем Смола или Пан. Да, пожалуй, и любого из бугров нашего модуля.
Сейчас Желтый станет подбивать улов за декаду и проводить калькуляцию. Делить у себя в башке на нужное здесь и сейчас, на отложенное на черный день, на бартер и для личного пользования. В Норе есть собственный курс наших твердых валют – но если мне, например, он совершенно непонятен, то Желтый и его хитрый шахер-махер с хабаром обеспечивают нас баблишком для удовольствий в Норе.
– Нож отдаем Граверу, – говорит Желтый. – Это практично. С Гравера получим уважуху в виде нормальных зомбачьих носков. Он мне маякнул. У него там со складскими срослось – обещал отложить пару пачек.
Я уныло киваю. Мессер[7] по мне, лежит в руке как влитой, я с удовольствием лапаю его красивую рукоятку и любуюсь серрейтором на клинке – шедевр, сука! – но, положа руку на сердце, эта цацка мне без надобности. Желтый прав – отдать нож Граверу, бугру дружественного Двадцать первого, – практично. Мне нравится мессер – но еще больше мне нравится носить носки.
Есть и еще один затык – и он куда важнее, чем две пачки носков. Держать в камере запрещенное – себе дороже. Капо любят поживиться на наш счет, закрывая глаза на запреты, – но и у капо есть инструкции и обязательства, которые они не станут игнорировать. У нас в распоряжении есть две нычки – одна известная всему отряду и вторая, где самое нужное и дорогое. В первой мы собираем всякое барахло, во второй ныкаем сокровища. Если первая нычка обнаружится – нам будет нехорошо. Но есть варианты. Если же найдут вторую и в ней нароют там раскладной мессер – нам край без вариантов. Доклад машинам идет сразу, и те не церемонятся, вырезают камеру через одного. Это даже не желтая метка на робе, которая как последнее предупреждение. Это – расстрел. И заполнение электронной карточки отчета, отправляемой через Главглава Смотрящему.
– С ножом определились, – кивает Смола. – Желтый, брат, продолжай.
– Карандаш отдадим Армену, – продолжает Желтый. – Взамен попросим, чтоб перетер с капо о переводе молодняка с Малолетки. Так, что ли?
Мы дружно киваем. Мы – Общие работы, и пополнение нам нужно: дела-то подкидывают разные. Да и возместить потери после неудавшегося тырева не помешает.
– И ремень с жигой. С жигой еще определимся до следующего мена – а ремень нужен Ящеру. Отдадим просто так. Безвозмездно. В виде уважухи. Ящер правильный пацан, за ним не заржавеет.
Мы снова киваем. Если Желтый так считает – пусть так и будет.
– Ко мне вчера Котлет подходил, перекинулись словечком, – говорит Пан. – Просил его малость подогреть. Нужно пяток зомбачьих рационов, ихний главкапо задачу поставил – а добыть они не смогли. Завтра крайний день. Что порешаем?
– Кореша не бросим, – кивает Смола. – Слышь, Желтый. Есть у нас в заначке?
Брат Желтый кивает. Есть. И не только это. В заначке у нас достаточно – и подогреть Котлета, главбугра Семнадцатого отряда, дело нужное, правильное и братское. По понятиям. Мы стараемся поддерживать тех, кто с нами в ладах – придет время, и от них, мы уверены, тоже можно ждать ответной уважухи.