Мир Гаора
Шрифт:
– Ладноть.
– Вставай, - улыбнулся ему Седой.
– Пойдём, определим тебе место.
Он встал и пошёл за Седым.
Нары в камере шли в два яруса вдоль дальней стены. Не помещавшиеся на нарах спали вдоль боковой стены прямо на полу. Третью стену, где располагались параша - углубление в полу с автоматическим стоком - и в шаге от неё кран, из которого капала вода, собираясь в небольшой раковине, не занимали. У крана сыро, у параши - позорно. Четвёртая стена - решётка.
Седой подвёл его к нарам.
– Вот сюда.
Двое показавшихся ему на одно лицо парней со светлыми волосами до бровей и золотистым пухом на щеках подвинулись. Его удивило, что Седой не скомандовал, не попросил, а... предложил, а ещё больше готовность, с которой парни выполнили это предложение. Он сел, оказавшись между ними и Седым. Вокруг толпились остальные, разглядывая его с интересом и без явной вражды. В ушах вдруг пронзительно зазвенело, беззвучно встал перед глазами ослепительно чёрный куст взрыва, и всё исчезло...
– Сомлел...
– Пусть полежит...
– Ладноть, отойдёт...
– Но скажи, бывает же такое...
– Все они, чистокровки, сволочи, но чтоб сына...
– Он бастард...
– Это и есть сын...
– Седой, так?
– Так, если не от жены...
– Так всё равно, сын, своя кровь...
...Голоса доносились глухо, как издалека или через воду. Он сидел, а сейчас лежит. На голых досках. И под затылком у него скомканная ткань. Тело мокрое от пота, чешется и зудит лоб. Гаор медленно поднял руку, но дотронуться до лба не успел: его несильно шлёпнули по руке, сбрасывая её вниз.
– Очнулся?
Гаор открыл глаза и увидел сидящих рядом Седого и полуголого парня, у которого грудь и предплечья густо покрывали светлые закручивающиеся кольцами волоски. Сообразив, что рубашка парня пошла на его изголовье, Гаор попытался сесть.
– Лежи, - остановил его Седой.
– Ничо, не замёрзну, - улыбнулся парень.
– А губу тебе чего продырявили?
– Это я сам, - медленно, трудно выговаривая слова, ответил Гаор, - прикусил, чтоб не закричать.
– Это на клеймении значить, - парень уважительно покрутил головой.
– А я кричал.
– Так тебе сколь было?
– засмеялся сидевший с другой стороны парень.
– А как всем, дитё ещё.
– Ну вот. Дитю можно. И надзиратели любят, когда кричат. А ты, паря, лоб не трогай. Дня два позудит и пройдет.
Гаор невольно посмотрел на Седого, ожидая его слова.
– Всё правильно, - кивнул Седой, - надо перетерпеть, а то заразу занесёшь, нарывать будет.
– И заместо круга кубик получится, - подхватил полуголый.
Грохнул дружный хохот. Видимо, это была шутка, но Гаор её не понял. Седой смеялся вместе со всеми, а, отсмеявшись, стал объяснять.
– Клейма разные. У прирождённых круг, покажи ему, Чалый.
Полуголый охотно приподнял ладонью свою спутанную чёлку, показав татуировку.
– У обращённых в зависимости от статьи, - продолжил Седой.
– У вора точка, убийца - точка в квадрате, волна - насильник, треугольник - за долг. Вот и смеёмся, как из прирождённого в убийцы попасть можно. Понял?
Гаор осторожно кивнул.
– Да. А... у вас?
– Запомни, мы все на ты. За другое, как за насмешку, и врезать могут.
– Могём, - кивнул Чалый, слушая с таким интересом, будто и ему это было в новинку.
– А у меня авария с жертвами.
– продолжил Седой.
– А круг в знак того, что всё выплачено, и я теперь считаюсь прирождённым. Наружный круг ставят только должникам и когда по приговору предусмотрена компенсация. Тебе тоже когда-нибудь поставят.
– Нет, - Гаор оттолкнулся ладонями и сел, протянул рубашку Чалому.
– Держи, спасибо. Мне до смерти не рассчитаться.
– И какая сумма?
– спросил Седой.
Гаор вздохнул.
– Восемьсот девяносто пять тысяч. И ещё проценты за хранение.
– Чего-чего?
– удивились столпившиеся вокруг.
– Ты чо, паря?
– Таких деньжищ не бывает.
– Ты того, на голову битый, что ль?
– Седой, скажи.
Седой невесело усмехнулся.
– Значит, бывает. Но знаешь... ты грамотный?
– Да. А что, это... важно?
– Среди прирождённых грамотных почти нет, а, - Седой снова усмехнулся, - грамотные рабы тоже нужны. Им и цена другая, и выплаты другие идут. Ладно. Иди, попей, и лицо обмой, только лоб не мочи.
Гаор послушно слез с нар и пошёл к крану, на всякий случай настороженно следя за окружающими. Но все были заняты своими делами и внимания на него не обращали. В раковине скопилась вода, и он зачерпнул её, осторожно промыл глаза и щёки, рот, подбородок. Щетина неприятно, нет, непривычно колола ладони. И к этому тоже надо привыкнуть. Умывшись, он подставил ладони под капающую из крана воду, подождал, пока наберётся пригоршня, и напился. Вода показалась необыкновенно вкусной. На мгновение снова закружилась голова, и он постоял, опираясь ладонями о раковину.
– Эй, Рыжий, чего встал.
Вот и назвали - понял он. Нет Гаора Юрда, есть Рыжий. Ну, так и быть по сему.
Он отошёл от раковины, уступив мужчине с перебитым носом, и осмотрелся. Уже по-новому: приглядываясь и запоминая.
Вон Слон полулежит на нарах и разглядывает потолок, в углу у решётки стоят пятеро и о чём-то трепятся. Трое играют в чёт-нечёт. Интересно, на что здесь играют? В казарме играли на сигареты, пайковый сахар, ну и на деньги, понятно. А здесь? На верхних нарах то ли спят, то ли так валяются... Все, как и он, босиком, в рубашках и штанах, есть рваные, есть заплатанные. Так что... ничем он не выделяется, такой как все. "Форма одежды - обычная", - усмехнулся он про себя. Чалый рубашку надел, но застёгивать не стал, а завязал полы узлом на животе, и у многих так. Запомним. Седой сидит на нарах и смотрит на него чёрными, сразу и грустными, и смеющимися глазами.