Мир Гаора
Шрифт:
– Не будут метелить нас?
– объяснил ему вопрос Зима.
– Не знаю, - ответил Гаор.
– Майор сказал, чтоб не тянули.
– Значит, блатяг седни и отсортируют, - кивнул Слон.
– А нас?
– сразу спросил самый молодой, мальчишка совсем по виду, которого все называли Мальцом.
– Им не до нас будет, - ответил Седой.
– Ты, Рыжий не высовывайся так.
– Всё равно ни хрена не видно!
– засмеялся Чалый.
Гаор вернулся к нарам и сел.
– А ещё
– Есть, - кивнул Седой.
– Квадрат с волной это убийца и насильник, маньяк, и квадрат с косым крестом, пленный и изменник Родины. Но я о них только слышал, ни разу не видел. О твоём тоже... у тебя первого такой. Может, и ещё есть, но их давно не применяют.
Гаор кивнул.
– А сортировка... это что?
– спросил он Седого.
– Определяют продажную категорию и цену, - спокойно ответил Седой.
– И решают. На аукцион, или по заявке. Желающие приобрести раба посылают заявки, и когда поступает, - Седой усмехнулся, - соответствующий контингент, их извещают. Приезжают, смотрят, договариваются о цене и забирают.
Гаор кивнул.
– Понятно. А что смотрят?
– Здоровье в первую очередь. Ну и... перспективы использования.
– Со слов или по документам?
– задумчиво спросил Гаор.
– По документам. На тебя при оформлении и регистрации заводят карточку. Номер на ошейнике. Ты обращённый, и в твоей карточке записано, и за что обращён, и чем ты до обращения занимался, всё, что ты умеешь. Как тебя можно использовать.
– Ясно, - кивнул Гаор и невольно усмехнулся, - так-таки и всё?
– По-разному, - ответно улыбнулся Седой.
– Ну, блатяг, обычно, отправляют на шахты и другую тяжёлую неквалифицированную работу. Ценятся они дёшево. Иногда в палачи попадают.
– Куда?
– потрясённо переспросил Гаор.
– Ну, пороть там, - вступил Чалый, - у нас в посёлке, я помню, был такой. С кубиком.
– Лютовал?
– заинтересовался Малец.
– Поначалу шибко, а потом ему укорот дали, - Чалый хохотнул.
– Аккуратненько. Ну и не дурак, сообразил. Мочилы, они умные, и жить любят.
– А ты не любишь?
– тут же поддели Чалого под общий смех.
Усмехнулся и Гаор, ответив вместо Чалого.
– Жить все любят.
– Ага.
– Точненько.
– Жизнь тошна, а милее смерти.
Гаор с невольным удивлением посмотрел на сказавшего. Такого он не слышал, но до чего ж здорово сказано!
– Ты чо, паря, - удивлённо ответил на его взгляд тот самый лохматый, что вчера рассказывал о Таргуйском отстойнике, - не слышал разве?
– Не слышал, - ответил Гаор и улыбнулся, - а здорово сказано.
– Ну, Бурнаш могёт, - засмеялись вокруг.
– Давай, Бурнаш, поври чего.
– Поскладнее, а?
Бурнаш горделиво взъерошил обеими руками бороду, почесался, взлохматив волосы.
– А чо ж?
Гаор со всеми приготовился слушать, но тут раздался стук дубинки по решёткам.
– Камеры к уборке!
Слон подзатыльниками назначил уборщиков. Но подзатыльники, как сразу заметил Гаор, были не всерьёз, удар только обозначался. Через окно выдали ведро с водой и тряпки. Дело для всех было явно привычное. Потеснившись, остальные сели на нарах, подобрав ноги и молча - надзиратель стоял у решётки, наблюдая за уборкой - переждали, пока вымоют пол. Гаор потихоньку, стараясь не привлекать внимания, растирал себе ноги. Но Зима заметил.
– Ты чегой-то?
– спросил он, когда уборка закончилась, и надзиратель ушёл.
– С утра вон и сейчас.
– Застудил я их, - нехотя ответил Гаор.
– Болят когда замёрзнут, - и вздохнул.
– Не привык я босиком.
– Тебе по земле весенней походить надо, - сразу вмешался Чеграш.
– Ага, - кивнул Чалый, - и по росе заревой.
– Точно, - согласился Гиря.
– Заревая роса болесть вытягивает.
– Как это?
– не понял Гаор.
– Ну, Мать-Земля, она мать, боль детскую на себя забирает, мы ж дети ей, а через росу ей легче.
Гаор кивнул и встал с нар. Ни на кого не глядя, шлёпая по сырому ещё полу, он прошёл в угол к решётке и встал спиной ко всем, невидяще глядя на серую стену. ...Мать детскую боль на себя забирает... Он ведь слышал это, ещё там, тогда, до всего, до отца, будь он проклят. Тёплые руки на его голове, быстрый ласковый шёпот.
– Спи, маленький, утром здоровым будешь, беру боль твою и горести твои, всё на себя беру...
Гаор качнулся вперёд, уткнулся горящим лбом в холодную жёсткую стену.
– Рыжий, - позвали его, - иди, ляг.
Он не оборачиваясь, дёрнул плечом.
– Приведи его, - сказал сзади ставший твёрдым голос Седого.
Его тут же крепко взяли с двух сторон за плечи, и даже руки назад завели. Но он не сопротивлялся. Его отвели к нарам и толчком уложили навзничь.
– Ляг и успокойся, - голос Седого твёрд, сочувствие скрыто, но ощутимо.
– Не психуй. Ещё не из-за чего.
Гаор молчал, глядя перед собой, в нависающий над головой настил верхних нар.
– Эй, Рыжий, - спросил Зима, - вспомнил чего? Да?
– Не трогай его, - сказал Седой.
– Пусть очунеется, - согласился ещё кто-то.
Ещё одно новое слово. Но ему сейчас ни до чего. Эту боль тоже надо и возможно перетерпеть. Зацепиться мыслью за что-то другое и забыть. Сержант не разрешал ему вспоминать посёлок и мать, пресекая любые его попытки заговорить об этом ударом по губам.