Мир, где приносят в жертву планеты
Шрифт:
– Если все так хорошо, то почему Субира?
– Что? – растерялся Абидеми и огляделся по сторонам, боясь, что кто-то сможет их услышать.
– Все нормально, – успокоил его Феликс. – Я специально выбрал дальний столик.
– Что вы знаете обо мне и Субире? – спросил Абидеми.
– Все.
– Все? – взгляд его стал колким, холодным. Такой же взгляд был у предыдущего абсорбера, который стер Феликсу память.
– Если вы думаете, что сможете забрать мои воспоминания касательно Субиры Боне, то предупреждаю вас, кроме меня об этом знает еще один верный мне человек и… – Феликс вздрогнул, замер. Он уже
– Я могу забрать твои воспоминания о детстве, – тихо сказал Абидеми.
Феликс не знал, действительно ли абсорберы способны вытащить из головы человека так много, но проверять на себе не хотел.
– Я вам не враг, – дрожащим голосом, почти по слогам сказал он.
Феликс не знал, почему именно сейчас вспомнил свой разговор с Безимом Фрашери о том, что абсорберов можно было использовать для наказания преступников. Вместо содержания сотен подводных тюрем можно было просто чистить преступникам память и отпускать.
– Кажется, этот вопрос поднимался, – сказал тогда Безим Фрашери. – Но потом защитники прав личности загалдели, что это негуманный способ, да и судьи настаивали на необходимости наказания, по крайней мере, в ближайшие десятилетия, иначе придется полностью пересматривать законы и механизмы суда.
Они спорили об этом до глубокой ночи. Эти воспоминания стали сейчас такими четкими, что Феликсу показалось – еще немного, и он почувствует запахи того дня. Тело напряглось. Мышцы заныли. Сейчас у него снова случится припадок – понял Феликс. Яркая вспышка ослепила глаза, но вместо припадка пришла лишь опустошенность.
Феликс выругался и растерянно уставился на Абидеми, забыв, о чем только что думал – недавний разговор с Безимом Фрашери. Феликс знал, что о чем-то думал, но вот о чем? Словно сон, который был, но детали стерлись, как только открылись глаза.
– Мне продолжать? – жестко спросил Абидеми.
– Что продолжать?
– Забирать ваши воспоминания.
– Это незаконно. – Феликс шумно сглотнул вставшую поперек горла слюну.
– То, что вы следите за мной, тоже незаконно.
– Я не слежу за вами.
– Вы наняли человека, чтобы следить за мной.
– Я лишь заплатил за то, чтобы о вас собрали немного полезной для меня информации. Это будет фильм. Просто фильм.
– Нет.
– Вы не сможете запретить мне… – Феликс заставил себя смотреть абсорберу в глаза. – Я не сделал ничего незаконного. Чего не скажешь о вас.
– Обо мне? – Абидеми нахмурился, и Феликс понял, что попал в точку. – Вы знаете, что Субира приехала из бывшей Океании? – спросил он, продолжая сверлить абсорбера ставшим вдруг твердым взглядом. – Вы забирали у кого-нибудь из той области воспоминания? И не смотрите на меня так. Я же сказал, что не делал ничего противозаконного, в отличие от вас. То, что вы сейчас стерли мне какие-то воспоминания… Я уверен, что стерли… Не знаю, какие именно, но так было в прошлый раз, когда мне стирали воспоминания… Уже это может отправить вас в тюрьму. Я же действовал согласно закону. Имел возможность, конечно, достать ваше досье, но за это можно попасть под суд. А я…
– Так Субира из бывшей Океании? – тихо спросил Абидеми, оборвав словесный катарсис начинающего режиссера.
– Вы не знали? – растерянно спросил
– Я боялся, что все так и получится.
– Насколько реальны ваши чувства? – снова спросил Феликс, но на этот раз более правильно.
Абидеми молчал, глядя куда-то в пустоту. Он не был взволнован. Где-то в глубине сознания Абидеми знал, что все окажется именно так. И пусть пока еще причастность Субиры к одному из его клиентов не доказана, он не сомневался – стоит капнуть чуть глубже, и все окажется именно так. Он не любит Субиру. Ее любил кто-то из клиентов, у кого Абидеми забрал воспоминания. Все эти чувства не принадлежат ему. Теперь можно радоваться и идти домой. К жене, которую он любит по-настоящему, к детям. Но Субира… Какие же яркие эти ненастоящие чувства! Как же одиноко без них… Но почему без них? Ведь они есть. Они в его груди. В его голове. Он чувствует их. Знает о них… Где-то параллельно с этими мыслями Абидеми пытался вспомнить всех своих клиентов из области бывшей Океании.
– Здесь все, что я смог узнать о родителях Субиры Боне, – сказал Феликс, словно прочитав мысли Абидеми.
Он открыл папку и положил на стол отчет Владислава Гржимека. Мужчина и женщина. Лица молодые. Взгляд открытый.
– Почему они дали своей дочери африканское имя? – спросил Абидеми.
– Я не знаю. – Феликс пристально наблюдал за ним. – Их лица вам незнакомы?
– Нет.
– Значит, есть шанс, что Субира – часть ваших собственных воспоминаний, – сказал Феликс, стараясь скрыть разочарование. – Область бывшей Океании большая и…
– Сомневаюсь, что такое возможно, – сказал Абидеми. – Эти чувства… Мои чувства… Они… Они были такими яркими, словно… Словно я уже знал Субиру. Знал и любил больше жизни. С первого взгляда. Понимаете? И… Как абсорбер я уже сталкивался с подобным.
– А Субира?
– Что?
– Что она испытывает к вам? Она ведь не абсорбер. Ее чувства подлинные. А то, что мне удалось узнать, доказывает, что и она влюблена в вас.
И снова Феликс вспомнил Безима Фрашери. Вспомнил их разговор. Не тот, что забрал у него Абидеми. Нет. Уже нет. На этот раз Феликс вспомнил, как оживленно говорил Безиму Фрашери, что если Субира влюблена в адсорбера, отвечающего ей взаимностью, потому что эту девушку любил один из клиентов, у которого абсорбер забрал воспоминания – это будет хорошая история, и уж конечно, хороший фильм. Но если все это просто случайность, если это всего лишь очередная история любви, любовный треугольник, крах семьи… Нет. Такую историю Феликс снимать не хотел.
– У меня есть хороший агент из сыскного бюро, – осторожно начал Феликс. – Если мы встретимся с ним и добавим к тому, что знаю я, ваши знания, то, возможно, он сможет накопать намного больше о Субире Боне, чем у нас есть. Как вам такой вариант? Я понимаю, вам сейчас нелегко думать об этом, но…
– Нет. Я всегда думал об этом, – сказал Абидеми.
– Это означает, что вы согласны послать агента в область бывшей Океании? – спросил Феликс, не веря в удачу.
– Только не говорите об этом Субире. Не хочу, чтобы она знала, чем я занимаюсь.