Мир между
Шрифт:
Бернисти бродил без сна, увещевая свой технический персонал и устраивая ему разносы:
– Вы зовете себя экологами? Казалось бы, простое дело отделить ржавчину от вики – и вы этого не можете, вы барахтаетесь! Вы дайте мне эту культуру! – И Бернисти схватил чашку Петри у Бэйрона, который и сам был раздражен, с глазами, красными от недосыпания.
Наконец в культуре слизистой плесени был найден желаемый агент. Еще два дня ушло на то, чтобы выделить нужный штамм и посеять его на питательном растворе. Вика уже повсюду гнила, и под ней валялись опавшие пузырьки лишайников,
На борту «Бьюдри» кипела лихорадочная активность. Полные противоядия котлы загромождали лабораторию, коридоры; полные спор подносы сушились в салонах, в машинном зале, в библиотеке.
Бернисти вспомнил о присутствии Катрин, когда заметил, как она загружает сухие споры в распределительные коробки. Он остановился и принялся наблюдать за ней; тут он почувствовал, что она больше внимания уделяет ему, чем своей производственной операции, но слишком ощущал себя слишком усталым в тот момент, чтобы заговорить. Он лишь кивнул, повернулся и пошел в лабораторию.
Плесень была развеяна над планетой, но слишком поздно.
– Ну и ладно, – сказал Бернисти, – мы еще раз посеем вику типа Д-6. На этот раз мы уже готовы к опасности и имеем средства защиты от нее.
Подрастала новая вика, часть старой выздоровела. Когда плесени перестало хватать ржавчины, она исчезла – за исключением парочки мутировавших разновидностей, которые напали на лишайники. В течение некоторого времени казалось, что они будут столь же опасны как ржавчина; но в запасах «Бьюдри» нашелся вирус, который избирательно уничтожал только плесень. Его посеяли и плесень исчезла.
Бернисти был все еще недоволен. На общем собрании команды он сказал:
– Вместо трех разновидностей – вики, и двух лишайников – существуют уже шесть, считая ржавчину, плесень и вирус. Чем больше разновидностей живых существ, тем труднее ими управлять. Я настойчиво обращаю ваше внимание на то, что нужна тщательность в нашей работе и соблюдение всех мер асептики.
Несмотря на его предостережения ржавчина появилась снова – на этот раз черная разновидность. Но Бернисти был готов: в течение двух дней он рассеял по планете контрагент. Ржавчина исчезла; вика процветала. Теперь повсюду на планете лежал коричневато-зеленый ковер. В отдельных местах он достигал сорока футов толщины, карабкаясь и наползая сам на себя, стебель за стебель, лист за лист. Он вскарабкался на гранитные утесы; он свисал гирляндами с обрывов. И каждый день бессчетные тонны углекислого газа становились кислородом, а метан превращался в воду и углекислоту.
Бернисти лично следил за анализами атмосферы, и в один прекрасный день процент кислорода в воздухе покинул категорию «отсутствует» и вступил в другую – «следы». Бернисти объявил этот день праздником и устроил банкет. По формальному обычаю мужчины и женщины Белой Звезды ели по отдельности: зрелище открытых ртов считалось столь же неприличным, как и прилюдное отправление естественных надобностей. Однако по этому случаю все были настолько веселы и настолько глубокими были дружеские отношения друг к другу, что Бернисти, который не был ни скромным человеком, ни излишне чувствительным, приказал проигнорировать старый
Банкет шел своим чередом, ичор и алкоголь делали свое дело, веселье и беззаботность охватили всех. Сбоку от Бернисти сидела Берель, и хотя она делила с ним постель в эти несколько сумасбродных недель, девушка чувствовала, что их отношения стали совершенно иными, что она не являлась больше девушкой для развлечений. Когда она заметила, что глаза Бернисти почти что вылезли из орбит, так как не отрывались от разгоряченного вином лица Катрин, то почувствовала, как у нее наворачиваются слезы.
«Этого не должно быть, – бормотала она про себя. – Уже несколько месяцев я не девушка для развлечений. Я сплю с кем хочу. Я студентка. Я не выбирала этого лохматого зверя-эгоиста, этого флиртующего Бернисти!»
В уме Бернисти тоже что-то странно шевелилось: «Берель приятна и добра, – думал он. – Но Катрин! Талант! Дух!» И, чувствуя на себе ее взгляд женщины, он дрожал как мальчишка.
Картограф Бродерик, вертя курчавой головой, схватил Катрин за плечи и закинул ее голову назад, чтобы поцеловать. Она отшатнулась и бросила капризный взгляд на Бернисти. Этого было достаточно. Бернисти подошел к ней сбоку, поднял и перенес на руках к своему креслу, все еще ковыляя на обгоревших ногах. Ее запах отравлял его как вино. Он едва ли замечал разъяренное лицо Берель.
«Этого не должно быть», – думала Берель в отчаянии. И тут к ней пришло вдохновение. Она дернула Бернисти за рукав.
– Бернисти! Бернисти!
– Что?
– Ржавчина… Я знаю, как она появилась на вике.
– Ее споры осели из космоса.
– Они сели на лодке Катрин! Она не шпионка – она диверсантка! – даже в ярости Берель вынуждена была признать, что лицо Катрин осталось невинным. – Она кейанский агент, враг.
– Ох, тьфу, – пробормотал застенчиво Бернисти. – Это женская болтовня.
– Болтовня? Разве? – закричала пронзительно Берель. – Вы думаете, что сейчас происходит, когда вы тут пируете и ласкаетесь?… – Она вытянула палец, на котором дрожал вырезанный из металлической фольги цветочек. – Эта… эта потаскуха!
– Что… я не понимаю вас, – сказал Бернисти, глядя то на одну девушку, то на другую, в крайнем изумлении.
– Пока вы сидите здесь, разыгрывая из себя начальника, Кей сеет гибель и разрушения!
– А? Что такое? – Бернисти продолжал глядеть то на Катрин, то на Берель, чувствуя себя внезапно неуклюжим и пожалуй даже одураченным. Катрин сидела у него на коленях. Голос ее был беззаботным, но тело напряглось.
– Если вы не верите, включите свои радары и видеоскопы, – кричала Берель.
Бернисти расслабился:
– Что за чепуха.
– Нет, нет, нет! – Завопила Берель. – Она пытается соблазнить вас и лишить разума!
Бернисти зарычал Буфко:
– Проверить радаром, – затем тоже встал на ноги. – Я пойду с вами.
– Конечно, вы не поверили… – начала Катрин.
– Я не поверю ни во что, пока не увижу ленты с радаров.
Буфко защелкал переключателями и сфокусировал видеосканер. Появилась маленькая светлая звездочка.