Мир между

У членов экипажа исследовательского крейсера «Блауэльм» появилось угрожающее количество психических недомоганий. Не было смысла продолжать экспедицию, которая находилась в космосе уже три лишних месяца. Исследователь Бернисти приказал возвращаться к Белой Звезде.

Но подъема духа астронавтов, взлета морального состояния не последовало: недомогания уже сделали свое черное дело. Технический персонал в ответ на гипернапряжение впал в апатию и сидел с мрачным видом, похожий на андроморфов. Ели мало, разговаривали

– но эффекта это не дало.

Бернисти пошел дальше. По его приказу женщины для развлечений закрылись в своих комнатах и принялись распевать эротические песнопения, которые транслировались по внутренней коммуникационной системе корабля. Меры успеха не имели, Перед Бернисти предстала дилемма. Ставкой было лицо его команды, столь искусно подобранной – такой-то метеоролог должен работать с таким-то химиком; такой-то ботаник с таким-то специалистом по вирусам. Вернуться на белую Звезду в полностью деморализованном состоянии… Бернисти покачал своей шишковатой головой. Тогда дальнейших экспедиций на «Блауэльме» больше не будет.

– Может быть мы еще немного поскитаемся в космосе? – предложила Берель, его фаворитка среди женщин для развлечений.

Бернисти покачал головой и подумал, что обычная рассудительность на этот раз ей изменила.

– Будет только хуже.

– Что же ты предпримешь?

Бернисти признал, что у него нет никаких идей и удалился подумать. Позже, днем, он решил сменить курс, и это имело колоссальные последствия; он решил пролететь через систему Кей. Если что-либо и способно было поднять дух его людей, то только это.

Были в окольном пути некоторые опасности, но никакие из них не стоили особого внимания. Острота приключения была в очаровании странных, совершенно чуждых городов Кея с их табу против регулярных форм, в причудливой общественной системе.

Звезда Кея сверкала и гневалась, и Бернисти увидел, что план его оказался удачным. В серых стальных коридорах корабля он видел членов экипажа – болтающих, воодушевленных, спорящих.

«Блауэльм» скользил в плоскости эклиптики Кея; за бортом проплывали планеты. Они были так близко, что на видеоэкранах можно было различить мельчайшие движения, мерцание городов, динамический пульс промышленных предприятий. Киз и Келмет – эти две планеты в бородавках куполов. Кернфрей, Кобленц, Каванаф, затем центральное светило – звезда Кей, затем слишком горячий для жизни Кул, затем Конбальд и Кинсли, аммиачные гиганты, холодные и мертвые – и система осталась позади.

Теперь Бернисти мучился неизвестностью – ждет ли их рецидив духовной опустошенности или полученный интеллектуальный импульс окажется достаточным для оставшегося путешествия. Белая звезда лежала впереди, в неделе полета. А по пути к ней висела в пространстве еще одна звезда, желтая, особого значения не имевшая… Но именно в то время, когда крейсер проходил мимо желтой звезды, последствия хитростей Бернисти проявились в полной мере.

– Планета! – закричал картограф.

Крик никого не всколыхнул: в последние восемь месяцев это слово много раз звучало в помещениях «Блауэльма». Но планета всегда оказывалась или настолько горячей, что плавились металлы, или такой холодной, что замерзали газы, или с разряженной атмосферой, где лопались легкие, или с атмосферой столь отравленной, что разъедало кожу. Новость такого рода больше не была стимулом.

– Атмосфера! – крикнул картограф. Метеоролог посмотрел на него с интересом.

– Средняя температура двадцать четыре градуса! – сказал он.

Подошел Бернисти и измерил гравитационное поле сам.

– Одна и одна десятая нормальной, – он сделал указание навигатору, но тот не ждал указаний и уже принялся за вычисление траектории посадки.

Бернисти наблюдал диск планеты на экране.

– Что-то здесь не так. Или мы, или Кей, но кто-то должен был найти эту планету уже сотню раз. Она прямо между нашими системами.

– Никаких записей о существовании этой планеты, – сообщил библиотекарь, лихорадочно рывшийся в лентах и микрофильмах. – Никаких записей об исследовании, вообще никаких.

– Но то, что звезда существует, конечно известно? – спросил требовательно Бернисти с оттенком сарказма.

– О, конечно известно. У нас ее называют Мараплекса, на Кее – Меллифло. Но никаких сведений о том, чтобы какая-нибудь система исследовала ее или эксплуатировала.

– Атмосфера, – объявил метеоролог, – метан, двуокись углерода, аммиак, водяной пар. Для дыхания не годится, но для типа Д-6 подходит вполне.

– Нет ни растений, ни теплокровных, ни простейших, ни вообще абсорбции петрадина, – бормотал ботаник, уткнув глаз в спектроскоп. – Короче, никакой жизни.

– Позвольте мне понять все это, – сказал Бернисти. – Температура, гравитация, давление в норме?

– В норме.

– Нет едких газов?

– Нет.

– Местная жизнь?

– Никаких признаков.

– И никаких записей об исследовании, заявке на владение и эксплуатацию?

– Никаких.

– Тогда, – с победным выражением сказал Бернисти, – ее займем мы. – Радисту передать извещение о намерениях. Транслировать повсюду, в том числе на Архивную Станцию. С этого часа Мараплекса – владение Белой Звезды.

«Блауэльм» затормозил и пошел на посадку. Бернисти сидел вместе с Берель, женщиной для развлечений, и наблюдал за происходящим.

– Почему… почему… почему… – Бландвик, навигатор, спорил с картографом, – почему Кей не начал освоение этой планеты?

– Очевидно, по той же причине, что и мы: глядели слишком далеко.

– Мы прочесываем окраины галактики, – сказала Берель, лукаво посмотрев краешком глаза на Бернисти, – мы исследуем шаровые скопления.

– И вот, – усмехнулся в ответ Бернисти, – почти что по соседству с нашей собственной звездой мир, который нуждается всего лишь в модификации атмосферы, мир, который мы можем сделать цветущим садом.

– Но позволит ли Кей? – засомневался Бландвик.