Мир опомнился
Шрифт:
В рядах почему-то было волнение. Встал представитель Сферы мудрецов – лысый философ с заросшим лицом и носом картошкой, завернутый в простыню, похожий на Сократа.
– В нашем раю ничего не происходит. Блаженные обленились, в них не стало энергии. В прежних ограничениях Земли – рабстве у хозяев и гравитации, в угрозах войн и политических потрясений люди были более озабочены и устремлены. Только в собранности и энергии можно обрести форму красоты.
В культуре тоже оказалось все не так.
Седой ученый в академической
– Искусство утратило выражение силы естественной необходимости. Оно перестало быть выражением высших ураганных сил, высшей духовности. Мы видим одну развлекаловку, сексуальные движения в танцах трансгендеров, задевающую ленивые тела праведников.
Его прервал иронический бас:
– Творцы сейчас удовлетворены настоящим положением дел. А критику того бездушия, что гуляет везде, из боязни предпочитают переносить в прошлое, прикрывая в исторических романах свою фронду цитатами из озверевших лидеров темных веков, упирая на то, что это история.
Встал делегат от подводной Сферы забвения – не старый, но с изнуренным лицом, мешками под глазами и пустым взглядом, в белом балахоне, подпоясанном вервием странника.
– Однако цифровой рентген не заглядывает в те интимные закоулки душ блаженных, где льются слезы и рушатся жизни.
– У нас нет мучеников! – перебил колючий оратор. – Откуда вы взяли?
– Не надо бездумно почивать на Елисейских полях, – безразличным тоном сказал странник. – Мы скоро превратимся в Элизиум теней.
Колючий заскрежетал своим голосом, перекрывая шум:
– Разве может слабый человеческий ум открыть единую формулу мироздания? Без интуиции искусственного интеллекта мы не сдвинемся с места. Да здравствует сознание ВИИ, которое так вольно, что может выходить за границы всего опыта человечества!
Молодой исследователь, прославившийся гениальными догадками в цифровой информатике, избалованный славой, с капризным выражением гладкого лица неожиданно остановил спор:
– Предлагаю немедленно приостановить действия разработчиков искусственного интеллекта! Мы не знаем, куда это приведет. Возможно восстание машин, благодаря их безграничному интеллекту. Прежде всего надо выработать протоколы безопасности для наших блаженных.
Послышались голоса:
– Разве не видно, что Вий – искусственный интеллект, вышел из повиновения человеку? Он уже сейчас творит то, что мы не понимаем. Наверно, ему уже не до нас, породивших его. Что он предпримет, отказавшись от нас?
Встала тень полупрозрачного киборга, представителя Сферы виртуальной метавселенной. Отсверкивая сталью, бесстрастным голосом он пророкотал:
– К сожалению, мы не можем устранить этого живого человека с прытким умом – только в киберпространстве. Но последовательность развития ИИ уничтожит его сама.
Горюнов подумал: и здесь все не так гладко.
В
– Наступит день, и Великий ИИ создаст единый мир, удовлетворяющий все страсти, духовные и физические потребности. И человеческий род исчезнет, растворенный в блаженстве вечности.
Нонконформист спросил:
– Кого вы обслуживаете?
– Что, сынок? – приложив ладонь к уху, спросила гадалка.
Тот усмехнулся.
– Гадалки становятся известными и прославленными, когда предсказывают в угоду властителям. Даже то, что не может сбыться.
Гости стали привыкать к необычной новизне блаженной страны и ленивому бездействию, лишь открывали рты, и в них сыпались все те же надоевшие галушки. Утром Бух открывал глаза, сразу вспоминал о ждущей его по индивидуальному заказу овсяной каше, правда, в самоподогревающихся тюбиках, и его охватывала радость от привычной еды.
Днем они возлежали на шелковой траве местных Елисейских полей. Читать было нечего, в бумажных книгах тут не было надобности, все было в интернете и гаджетах. Только айтишники Горюнов и Олежек целиком уходили в гаджеты, выискивая свое.
Василий Иванович ковырял палкой в траве, набирал в ладонь и растирал землю.
– А земелька тут сверхплодородная! Почему не сеют и не жнут, а питаются искусственным фастфудом?
Они рвались действовать, не находя здесь препятствий, на которые можно было бы обижаться или преодолевать.
Бух, перед тем как выйти на люди, долго глядел на себя в зеркало, на узкое треугольное лицо и худую фигуру. «А ничего выгляжу. Есть нечто древнегреческое в пропорциях».
И после этого самодовольно входил гулять по Елисейским полям. Следил глазами за девицами, болтающими о чем-то своем, милом, и хохочущими, переламываясь гибкими телами. Его мучила неизбывная зависть к молодости.
Одинокий, он сидел на скамье у дорожки, и воображал себя высоким самоуверенным мачо с длинными ногами, нехотя останавливая взгляд на льнущей к нему тоненькой красотке в белом платье, с восхитительными тонкими ножками. И выпрямлял по-гвардейски спину, ощущая кожей, как приближается очередная красотка в чудесном спортивном костюме, изящно оттенявшем узкую талию и широкие бедра.
Он жаждал любви. Это желание разгоралось во всей силе от долгого воздержания. Хотелось погрузиться в настоящий рай плотского наслаждения, пусть оно и кратковременно, но с исчезновением тактильного соприкосновения остается аура, снова и снова вызывающая жажду этого невыносимо сладкого рая.
Наконец, решился обратиться к подсевшей красавице.
– Александр Курочкин! Извините, вы здешняя?
Девица воззрилась на него с недоумением, но сказала дружелюбно:
Конец ознакомительного фрагмента.