Мир пауков. Башня и Дельта
Шрифт:
— Нет. Она сделала пальцами — вот так, а я пошел узнать, что ей надо.
— Простаки вы оба. Неужто не ясно, что женский квартал для мужчин — заповедная территория? Доложи я все как есть, вас бы лишили обоих ушей.
В голосе, однако, слышались сочувственные, покровительные нотки.
— Но что такого в том, что кто–то целуется? Почему это под запретом?
Одина глубоко, досадливо вздохнула; было похоже, что сейчас снова рассердится. Но лишь с терпеливой снисходительностью
— Вы еще много не знаете. Ничего страшного в поцелуях нет, если целуются те, кому положено. А иногда случается так, что целуются не те.
— Что значит «не те»?
— Вы рабов еще не видели?
— Да, в общем–то, проезжали мимо поутру.
— Обратили внимание, какие это образины?
— Да.
— Это потому, что у них были «не те» родители. Видите, какая я здоровая, крепкая? — Она вытянула безупречного вида руку и согнула ее в локте, демонстрируя мускул.
— Да.
— Потому что у меня родители были те, что надо.
Она улыбнулась открыто и приязненно, будто этим объясняла все. Какое–то время братья молча усваивали сказанное. Затем Найл спросил:
— А кто были твои родители?
В глазах у Одины мелькнуло недоумение.
— Откуда же мне знать!
Все трое удивленно посмотрели на нее.
— Ты не знаешь?
— Конечно нет.
— А я вот знаю, кто мои родители.
Одина кивнула.
— Да, но вы–то дикари, производство и выращивание потомства у вас пущено на самотек. Почему, думаете, все служительницы такие рослые и красивые? Потому что их родители тщательно отбирались. А мужчины почему такие все статные, сильные? Потому что их растят не как попало, а тщательно за этим следят.
— А все ли детишки появляются здесь на свет сильными и здоровыми? — спросила Сайрис.
— Разумеется, нет. От больных и слабых мы сразу же избавляемся.
— Но ведь это жестоко, — тихо заметила Сайрис.
— Вовсе нет. Жестоко сохранять их жизнь: они могут, в свою очередь, принести неполноценное потомство. Не допуская этого, мы очищаем наш род от убогих и больных.
— А как обстоит у рабов? — спросил Вайг.
— Рабы — отрезанный ломоть, неполноценные. Их держат, потому что надо же кому–то делать черную работу. Ну и конечно паукам… — она поспешно исправилась, — хозяевам они нужны на пирах.
— Как прислуга? — неуверенно спросил Найл.
— Нет, нет. — В голосе Одины послышалось даже раздражение от такой непонятливости. — Как самое лакомое блюдо. Им нравится человеческая плоть. Мы, разумеется, держим коров, лошадей, овец. Но человечина, говорят, им вкуснее всего.
От таких слов пленники тревожно притихли. После долгой паузы
— А насчет своей участи… никогда не опасаетесь?
Одина размашисто мотнула головой.
— Конечно нет, что ты! Своих слуг они никогда не трогают, кроме тех, конечно, которые выходят после темноты. Или нарушают закон каким–то другим образом. Например, пытаются пробраться в женский квартал. — Она сказала это с предупредительной ноткой, зорко глянув на братьев из–под приспущенных ресниц.
Все это время — минут десять — повозка катилась по тому же широкому проспекту в направлении реки. Гужевики теперь усиленно тормозили (дорога шла под уклон), не давая повозке разогнаться. Река находилась как раз перед ними — широкая лента, переливчато посверкивающая под солнцем. Гигантский мост, соединявший некогда оба берега, провалился теперь своей серединой в воду; ржавые железные фермы изогнуты, покорежены. Гужевикам приказано было остановиться. Одина указала на невысокое белое здание на той стороне.
— Вон она, детская.
— Но как туда перебраться? — спросила Сайрис с заметным волнением.
Вместо ответа Одина указала на лодку, лежащую на самой кромке берега, возле ступеней каменной лестницы. Хлопнула по спинам двоих мужиков при оглоблях.
— Можете нас перевезти. Остальные дожидайтесь здесь.
Через несколько минут они уже были на середине реки. Лодка, напоминающая дракар викингов в миниатюре, гладко скользила, продвигаясь все дальше с каждым взмахом весел.
— А как сломался мост? — поинтересовался Найл.
— Жучиные слуги взорвали.
— Чтоб матери не бегали навещать своих детей?! — воскликнула Сайрис.
— Почему же, можно встречаться два раза в год. Находиться вместе хоть целые сутки. Но многие предпочитают обходиться без таких забот. Я своих детей не видела с рождения.
— У тебя есть свои дети?
— Я их вынашивала и рожала, — пояснила Одина. — Но называть их своими я бы не стала.
— И тебе не хотелось с ними увидеться?
Женщина пожала плечами.
— Вначале скучала, с недельку, а потом все как–то забывалось. Я знала, что за ними хороший уход.
— А кто твой… кто их отец?
— Одного звали Врукис, другого Мардак и еще одного Крифон.
— И… — Сайрис сделала робкую паузу, — ты с ними по–прежнему видишься?
Одина вздохнула. Вопросы Сайрис, очевидно, казались ей наивными.
— Я несколько раз видела их на улице. Но было бы невежливо показывать, что мы знакомы друг с другом. Понимаешь, они всего–навсего слуги. Их дело — производить детей. Они бы смутились, заговори я с ними.