Мир пауков. Маг и Страна Призраков
Шрифт:
Привлекало к себе внимание то, что пещерные жилища в далекой горной стене имели примерно такой же вид, что и нынче. Интересно, кто же это мог их построить. Найл снова сосредоточил умственное усилие. Вскоре Великая стена исчезла, а сизоватые каменные жилища проступили отчетливей. Вместо пустых проемов у них теперь имелись деревянные двери, а к отвесной стене были приставлены крепкие лестницы. Виднелись и люди, которые либо ходили по низу, либо карабкались по тем лестницам, правда, рассмотреть их детально мешало расстояние. Очередное усилие фокусировки дало эффект приближения, и стало видно, что это весьма примитивные, одетые в коричневые рубища люди с покатыми, но сильными плечами, с наголо обритыми черепами, но при бородах. Встречались и женщины — худые, хотя некоторые с увесистым бюстом. Внешность одного из бритоголовых показалась Найлу странно знакомой; пришлось вглядеться, чтобы понять, почему именно. Нос клювом и скошенный подбородок были словно срисованы с того подосланного убийцы, что покончил с собой, когда его обездвижил паук–тенетник. То же самое и другие; они все смотрелись как типичные прислужники Мага.
Но в таком случае почему эти жилища теперь пустуют? Или, может статься, все жители долины — потомки тех, кто построил дома–крепости, куда лестницы почти наверняка втягивались на ночь, — оказались порабощены и попали в вечную кабалу к Магу?
От всех этих размышлений ум уже немел. Видение прошлого Найл стряхнул, высунув из окна голову и тем самым воссоздав настоящее. Пора трогаться. Все равно большего сейчас в себя не вместить. Надо подумать и о том, как теперь отсюда благополучно выбраться.
В основании каждой сторожевой башни были двери, так что на стену выйти не проблема. Только вот как потом спуститься по наружной стороне?
И тут Найл вспомнил кое–что, почерпнутое из ума Сефардуса. Снаружи этой башенки должен быть колокол, к языку которого привязана веревка, свисающая как раз напротив этого самого окна. Она и правда там обнаружилась, но такая изношенная и разлезшаяся, что вес человека вряд ли удержит. Найл, ухватив, резко ее дернул в надежде оборвать в месте крепежа. Не тут–то было: долину огласил звонкий удар колокола, подняв в воздух стаю всполошенных птиц.
Найл отступил внутрь и дернул что было силы еще раз. Утесы вторили колоколу плывущим эхом.
И тут Найл, выронив веревку, чуть не опрокинулся на пол. Со звуком, напоминающим многократно усиленное кряканье, у окна мелькнуло что–то огромное. По тупорылой чешуйчатой морде Найл инстинктивно определил: оолус. Он отшатнулся к стене, подальше от грянувшей снаружи о камень образины. По счастью, размах крыльев не позволял чудищу проникнуть внутрь.
Найл огляделся в поисках какого–нибудь орудия защиты — тщетно. Жаль, что сума осталась внизу: выдвижная трубка сгодилась бы как нельзя более кстати.
При следующем натиске химере удалось протиснуть голову в окно. Прежде чем отлететь, она злобно вперилась в Найла красными глазками. Спустя секунду удар в другое окно показал, что нападающий не один. Найл С тревожным предчувствием глянул вниз, на проем входа. Хорошо, что он чуть шире окон: уродина с пятиметровым размахом крыльев точно не втиснется.
Но его уверенность тут же кончилась, когда одна из птиц ухватилась за выступ подоконника и попыталась на него взгромоздиться. Лапы у нее до странности напоминали волосатые, неуклюжие человеческие руки; они легко обхватывали оконный карниз. Найл кинулся туда, понимая, что, усевшись и сложив крылья, уродина вполне сможет пролезть в оконный проем. Поднятый шум заставил ее, забив по стене огромными крыльями, отцепиться от карниза.
Вторая птица опробовала еще и дверь, но ей тоже не хватило ума сложить крылья. Судорожно ими хлопая, она когтила камни, а Найл опять пожалел, что при нем нет раздвижной трубки: открытая грудь оолуса представляла собой идеальную мишень.
С десяток минут твари еще пытались влезть, просовывая головы в окна и хлопоча крыльями по стенам, но в конце концов утомились и улетели. Слыша удаляющееся кряканье, Найл, выждав, поднялся к окну и провожал их взглядом, пока они, паря, не скрылись в воздухе над долиной.
Следующей мыслью было убраться из кельи как можно скорее, пока они не надумали вернуться. Первоначальное сомнение, а не выманивают ли его таким образом наружу, чтобы потом наброситься, рассеялось при мысли о природной тупости чудовищ.
Спускаясь из каморы, он заметил, что его, оказывается, больше не волнует высота; тревожит лишь собственная уязвимость в том случае, если оолусы вдруг вернутся. Ступени до сумы Найл одолел уверенно, будто спускался по лестнице, подгоняемый памятью о трупе того вдребезги разбитого животного. Сандалии он решил сложить в суму (босиком по камню спускаться сподручнее) и заспешил дальше по идущей вниз тропе, с облегчением прибыв на первую площадку, где в случае внезапного нападения убежище могла дать нижняя часовня. Но небо оставалось чистым, и можно было без спешки добраться до точки, откуда он начинал подъем.
Капитан, как он и думал, терпеливо ждал в тени куста.
«Ты видел птиц?» — спросил он.
«Вблизи, — ответил Найл сухо и сел на каменный порожек, отирая с лица пот, после чего вынул из сумы фляжку и смочил пересохшие губы и горло. — А на тебя они когда–нибудь нападали?»
«Нет. Им известно, что пауки опасны. Но иногда мы ими пользуемся».
«Что значит «пользуемся»? Каким образом?»
«Они же такие сильные. Вот мы их и используем, для перевозки».
«Как?» — спросил ошарашенный Найл.
«Они могут переносить большие тяжести».
Паук передал мысленный образ. Из–за быстроты он был трудноуловим, но Найл успел различить оолуса, несущего сеть с несколькими овцами.
Мелькнувшая мысль показалась настолько нелепой, что, говори они на человечьем языке, Найл постеснялся бы ее озвучить. Но язык был телепатическим, поэтому капитан мгновенно ее уловил.
«Такое возможно, если бы их получилось вернуть назад».
«А ты в самом деле мог бы их вернуть?»
«Нет. Они уже слишком далеко. И они боятся нас».
«Меня они что–то не очень испугались», — усмехнулся Найл.
«Тебя да. А нас, пауков, они боятся».
Найл, покамест слушал, вдруг сообразил: если снова зазвонить в колокол, птицы почти наверняка вернутся.
Он оглядел колоколенку под открытым небом, но от одной лишь мысли о повторном подъеме сердце тревожно сжалось.
Тут он вспомнил, каким именно образом расплывался по долине звук от колокола. Откинув голову, Найл рупором сложил у рта ладони и во весь голос крикнул. Крик, замерев, волной возвратился от горной стены напротив, а затем раскатился по всей долине. Два стоящих напротив утеса обеспечивали идеальную реверберацию.