Мир Под лунами. Конец прошлого
Шрифт:
– Как я рад видеть тебя, дочка. Жаль, что поводом для приезда стало столь трагическое событие. Садись рядом, возьми меня за руку.
– Я скорблю вместе с вами, отец мой. Я очень любила Амарха. Он был великий воин и царь.
Глаза Джаваля - некогда карие, а теперь мутной старческой желтизны - близоруко изучали ее лицо.
– Разве ты не могла увидеть его смерть заранее?
– прозвучал мягкий упрек.
Евгения опустила голову.
– Будущее не открывается мне.
– А если б и открылось, ты все равно не смогла бы его предотвратить. Так лучше. Твои плечи слишком молоды для столь тяжкого груза, - он сжал ее руку, его тихому голосу вернулась твердость.
– Но я слышал, что близкую
– У вас есть еще не меньше года, государь, а может быть, и много больше. А я поставлю вас на ноги за пару недель, если вы сами этого захотите.
Он с глубоким вздохом откинулся на подушки.
– Год! Ты и не представляешь, дочь, какой подарок сделала, пообещав так много. Целый год! Это больше, чем я смел мечтать.
– И вам еще придется заняться делами, - напомнила жена.
– В ближайшее время Шедиз доставит нам немало хлопот.
Джаваль нахмурил брови. Гримаса, когда-то приводившая в трепет придворных, выглядела жалко на осунувшемся лице, на которое старость уже прочно наложила свою печать.
– Будь прокляты эти варвары. Про них уже давно забыли в цивилизованном мире! Ничего я сейчас не желаю так страстно, как победы Процеро!
– Об этом вы будете думать позже. Сейчас позвольте, я осмотрю вас и определю, за что взяться в первую очередь.
Райхана тихо вышла из комнаты. Евгения долго обследовала вялое тело и беседовала с царским врачом. С возрастными изменениями бороться сложно, а в организме царя не осталось уже ни одного органа, не тронутого временем. Сердце задыхалось, тромбы в мозге грозили инсультом, работа кишечника почти замерла. Желудок, почки, печень, позвоночник - все молило об отдыхе.
Евгения провела в Шурнапале больше месяца. Она почти не видела дворца, нигде не бывала, сидя долгие часы в покоях Джаваля, не смогла даже встретиться с Айнис. Ее присутствие благотворно действовало на старика. Уже через три дня он сел в постели, и в его глазах появился прежний блеск. Олуди последовательно восстанавливала работу организма, вливала в него животворную энергию. Райхана тоже приободрилась, глядя, как с каждым днем на лице мужа все ярче играют краски жизни. Через три недели царь впервые после похорон Амарха провел традиционный прием, собрав и поприветствовав министров и придворных, занимающих важнейшие посты. Это мероприятие его утомило, и Евгения запретила массовые визиты посетителей. Государственные дела тем не менее требовали его участия, и ей пришлось смириться с тем, что ежедневно царь три-четыре часа посвящал беседам с министрами и работе с бумагами. Она покидала его только на ночь, присутствуя при всех визитах и прислушиваясь к ведущимся беседам.
В день, когда она сочла, что силы правителя достаточно восстановились, и позволила ему вернуться к обычному образу жизни, из Шедиза пришли новые вести. Джаваль рассудил так же, как Хален: организовывать карательную экспедицию в разоренную Галафрию бессмысленно. Охраняющие южную границу отряды крусов, горя яростью, в первые же дни после гибели Амарха перебили более тысячи кочевников на берегах Моруса. Отмщение можно было считать наполовину состоявшимся. Потом степняки отступили, сосредоточивая силы против другого врага. Джаваль уступил просьбам Процеро и велел своим людям не вступать больше в бои. Если другой согласен за них таскать каштаны из огня - пусть таскает. Он выразил лишь одно пожелание: в случае пленения вождя дикарей его должны отправить в Рос-Теору. Из северных провинций к Морусу были переброшены несколько полков, ожидавших только приказа, чтобы присоединиться к шедизцам. Посол Матакруса в Этаке Моос Намаан каждый день слал известия о ходе кампании. До Этаки было более тысячи тсанов, и сменяющие
Сначала посол сообщал, что армия под командованием Нурмали, встретив у границы варварское воинство, не вступила сразу с ним в бой, и два огромных войска мирно встали друг напротив друга на территории Галафрии. Это еще можно было как-то понять. Джаваль велел своим военачальникам присоединиться к шедизцам и подтолкнуть их, если неделю спустя сражение так и не начнется. Кочевников на выбранной для битвы равнине было почти пятьдесят тысяч, не считая еще нескольких тысяч, рассеянных по всей Галафрии, и начинать военные действия без поддержки Шедиза крусы, понятное дело, не спешили. А Нурмали меж тем тянул время и просил их об отсрочке. Еще неделю спустя пришло известие о том, что шедизский полководец ведет тайные переговоры с вождем степняков. А еще через пару дней Моос из Этаки и командир армии из Галафрии одновременно поведали об измене: воины Процеро перешли на сторону варваров, и восьмидесятитысячная армия вступила на шедизские земли. Города и крепости были взяты без боя. Следующее письмо рассказало о начале осады Этаки. Процеро велел защищать город. И, наконец, последний гонец привез известия, в которые было невозможно поверить: город и царский дворец взяты, царь убит, стяг варварского вождя развевается на развалинах крепости!
Скоро в Рос-Теору приехал Хален.
Отмахнувшись от предлагавшего услуги Бахтира и растолкав растерянных охранников, он вошел в приемный зал, где Джаваль и Райхана спорили, нужно ли созывать экстренное заседание Совета или стоит подождать до завтра. Бледная, взволнованная Евгения повернулась к Халену. Он кивнул ей, коротко поклонился хозяевам, сел на низенькую тахту, сбросив на пол подушки. По его лицу стекал пот, костюм был весь в пыли.
– Я велел Бронку сразу скакать к вам. Надеюсь, завтра он будет здесь.
– Бронк покинул Этаку?
– быстро спросил Джаваль.
– В последнем письме предупредил, что выезжает на следующий день. Я послал в Дафар сообщение ему, чтобы незамедлительно отправился в Рос-Теору.
Утолив жажду и торопливо пережевывая ужин, Хален рассказывал о последних событиях в Киаре.
Среди ночи в замок прибыл гонец из Этаки. Он едва держался на ногах, проскакав весь путь без отдыха. Хален принял его в спальне, где никто не мог подслушать их разговор.
– Мой господин, Этака взята!
– Она что же, и двух суток не продержалась?
Осушив подряд три чашки воды, гонец замотал головой.
– У города не было ни единого шанса. По всей стране гарнизоны отказались от присяги и перешли на сторону Нурмали и степного вождя. Этаку осадило стотысячное войско. Степняки привезли к стенам невиданное оружие, стреляющее металлическими шарами. Эти шары разнесли стены. Но воинам даже не пришлось лезть в образовавшиеся бреши: город открыли изнутри. Приближенные Процеро зарезали его. Говорят, там и хоронить было нечего. Дикарского вождя с триумфом проводили во дворец и объявили царем. Степняки и шедизцы называют его олуди.
Хален сложил на груди руки, ссутулился.
– Что это за оружие?
– Не знаю, господин. Нас там не было, незадолго до осады мы перебрались из столицы в городок ближе к иантийской границе и получали известия с некоторой задержкой.
Гонец утомленно закрыл глаза, прислонился к стене. Его руки дрожали, грудь судорожно вздымалась, будто он все еще мчался верхом.
– Я не привез вам письма от Бронка. Это счастье, что я вообще смог выбраться из Шедиза. Там сейчас режут всех иностранцев подряд, а если б у меня нашли письмо... Бронк просит вас немедля выслать ему верительную грамоту, подтверждающую его полномочия вести переговоры с новым правительством.