"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
— Мне пришло в голову, — сказал прерывая молчание Фенэйру, — что этот наш приятель, похожий на вычищенный сапог, способен завезти нас бог знает куда. Может быть, чтобы потребовать награду.
— Успокойтесь, — ответил Дюбоск. — Он правит по моему приказанию. Кроме того, это простое создание, ребенок, правдивый, неспособный на самое примитивное рассуждение.
— Он неспособен на предательство?..
— Такое, которое могло-бы повредить нам. Он связан своим долгом. Я заключил сделку с его начальником на реке, и этот человек послан, чтобы доставить нас на борт нашего судна. В этом весь интерес, который мы для него представляем.
— И он исполнит это?
— Да. Такова природа туземцев.
— Я рад, что вы так думаете, — обернулся Фенэйру, беспечно устраиваясь на высохшем тростнике и досасывая окурок своей папиросы. — Что касается меня, я и двух су не поверил бы такой образине. Чорт возьми! Что за обезьянье лицо.
— Животное, — повторил Попугай; и этот человек, выросший в какой-то грязной прибрежной улице Аржентейля [43] , чьим домом были доки, распивочная и тюрьма, даже этот человек смотрел на канаку с неизмеримой высоты, взглядом ненависти и презрения…
43
Аржантёй (фр. Argenteuil) — северо-западное предместье Парижа (12 км от центра города) на берегу Сены. К 1921 в городе было более сотни промышленных предприятий. — прим. Гриня.
От дневного жара двое младших каторжников погрузились в дремоту. Но Дюбоск не спал. Его душевная тревога выглянула из под маски, когда он встал, чтобы еще раз осмотреть горизонт, прикрыв глаза рукою. Его рассчет был так точен, действительность так противоречила ему. Он безусловно надеялся встретить судно — какую-нибудь маленькую шкуну, одно из тех полу-пиратских купеческих судов, которые шныряют между торгующими копрой [44] островами и которые можно нанять, как кэб в темной улице, для какого-нибудь сомнительного предприятия. А судна не было до сих пор, и здесь не перекресток, на котором можно сидеть и ждать, катамаран не подходящее судно для этого.
44
Копра — мякоть ореха кокосовой пальмы, из которой добывается кокосовое масло. — прим. Гриня.
Доктор предвидел скверные осложнения, к которым он не приготовился, и тяжесть которых ему предстояло вынести на себе. Идея побега принадлежала ему, и он руководил им с самого начала. Он обдуманно выбрал спутников изо всей партии каторжников: Попугая за его силу и Фенэйру за сговорчивость. Он целиком выполнил план, начиная с того момента, как они скрылись из рудника, во время стычки с военной стражей, блуждания по зарослям, когда собаки и сыщики гнались за ними по следу через все препятствия, и он один был руководителем. Что касается других, они достаточно хорошо поняли, о ком из них заботятся главным образом. Те таинственные друзья за океаном, которые на расстоянии половины земного шара помогали их освобождению, никогда не слыхали о таких людях, как Фенэйру и Попугай. Дюбоск был тем человеком, который дергал проволоку: этот знаменитый врач, обвинение которого в убийстве, такое сенсационное и скандальное, последовало за его академическими и общественными торжествами. Во многих парижских салонах прищелкнули бы языком, в некоторых побледнели бы при известии о его побеге. О, да, конечно, они знали, кто был главной пружиной шайки, и подчинялись — пока он вел их к победе. Они подчинялись, хотя таили в глубине души зависть, неизбежную среди этих подонков клейма и позора. К вечеру доктор принял необходимые меры предосторожности.
— Хо! — сонно проговорил Фенэйру. — Взгляните-ка на наш вымпел на мачте. Для чего это, товарищ?
Парус был опущен и вместо него развевался красный шарф, служивший Дюбоску тюрбаном.
— Чтобы легче было заметить нас, когда придет судно.
— Сколько ума, — воскликнул Фенэйру. — Всегда он подумает обо всем, наш доктор, обо всем.
Он остановился, не докончив фразу, и его рука протянулась к середине настилки. Здесь, во влажной впадине тростника, лежала оплетеная бутылка зеленого стекла, в которой они держали воду. Она исчезла.
— Где же фляжка? — спросил он. — Солнце зажарило меня до костей.
— Вам придется поджариться еще больше, — мрачно сказал Дюбоск. — Команда переводится на рационы.
Фенэйру вытаращил на него глаза и из под тени опущенной плетенки выглянуло багровое лицо Попугая.
— Что вы там поете? Где вода?
— У меня, — сказал Дюбоск.
Действительно, они увидели, что он держит фляжку между ног вместе с их единственным пакетом пищи, завернутыми в кожуру кокосового ореха.
— Я хочу пить, — потребовал Попугай.
— Подумайте немного. Мы должны беречь наши припасы, как благоразумные люди. Неизвестно сколько времени нам придется здесь плавать…
Между ними наступило тяжелое молчание, среди которого слышался только скрип плетеного тростника, когда плот поднимался на волне. Как ни медленно было их движение, их непрерывно подталкивало вперед и вперед, и последние утесы Новой Каледонии на западе казались уже не пятном, а неясной линией. И все еще они не видели ни одного движущегося предмета на могучей округлой груди океана, сиявшей в своей кирасе из бронзовых пластинок под бронзовым солнцем.
— Так-то вы теперь говорите? — начал задыхаясь Попугай. — Вы не знаете сколько времени? Но вы были достаточно уверены, когда мы отправлялись.
— Я и теперь еще уверен, — возразил Дюбоск. — Судно придет. Не оно не может стоять на одном место из-за нас. Мы должны ждать. Она должно крейсировать, пока не заметит нас. Мы должны ждать.
— Прекрасно, мы должны ждать. А что же пока? Жариться здесь, но этой проклятой жаре, с высунутыми языками, а вы будете оделять нас капля по капле — эге?
— Может быть.
— Ну, нет, — душитель сжал кулаки. — Клянусь богом, нет такого человека, который стал бы кормить меня с ложки.
Послышалось хихиканье Фенэйру, как это было уже не один раз. Дюбоск пожал плечами.
— Ты смеешься, — крикнул оборачиваясь взбешенный Попугай.
— Ну, а что ты скажешь об этом мошеннике капитане, который оставляет нас в море без провианта? Что? Он обо всем думает, не правда-ли? Он думает обо всем. Проклятый шут — пусть я еще раз услышу твой смех.
Повидимому Фенэйру не был расположен к этому.
— И теперь он просит нас быть рассудительными, — закончил Попугай. — К чорту в ад с этими разговорами! Да и вас с вашими папиросами. Тьфу — комендант!
— Это правда, — пробормотал нахмурясь Фенэйру. — Скверно для капитана беглых каторжников.
Но доктор встретил мятеж со своей тонкой улыбкой.
— Все это ничего не меняет. Чтобы не умереть очень скоро, мы должны беречь нашу воду.
— По чьей вине?
— Моей, — соглашался доктор. — Я признаю это. Но что-же из того? Мы не можем вернуться назад. Мы здесь и должны оставаться. Мы можем только сделать все, что от нас зависит, с тем, что у нас есть.