Мир приключений 1974 г.
Шрифт:
— А вы постарайтесь вспомнить. Это очень важно, я вас предупреждаю, — с участливой доверительностью сказал Митин.
Воронов опять наморщил лоб. То ли от духоты, царившей в камере — голые стены ее были выкрашены масляной краской, — то ли от усилия вспомнить, лоб у него покрылся испариной. Он его не вытирал. «Рано же тебя в пот ударило», — подумал следователь.
— Многих возил, всех не упомнишь.
— С Казанского вокзала, например?
— Ну… военного одного с женой. Ребенок у них маленький. На Арбат
«Вот это интересно! — тут же подумал следователь. — Как же ты дальше будешь выкручиваться? Неужели ты настолько глуп, что… или уж больно хитер? Очень интересно!»
— А ее куда отвезли, не помните?
— Приезжая она, с поезда. В гостиницу ей надо было.
— Отвезли в гостиницу? В какую?
Парень молчал.
— Я спрашиваю, в какую гостиницу отвезли? — мягко настаивал Сергей Петрович.
— Да ни в какую! Шебутная она оказалась… То одно, то другое! Ехали в гостиницу, а то вдруг тут, говорит, выйду. Здесь знакомая живет, у нее, говорит, переночую. А мне что! Хоть в гостиницу, хоть куда. Остановил, где она показала, она и вышла.
«Вот ты как решил выкрутиться!» — мелькнуло у Митина.
— Где же вы ее высадили? На какой улице?
Парень собрал лоб в складки.
— Плохо я тот район знаю. Не улица, а переулок… этот… как его?
— Может, Клушин? — подсказал следователь.
— Нет.
— Неужели не помните? У таксистов память отличная.
— Вот ведь не могу вспомнить! — Он довольно натурально изображал усилия человека, напрягающего память. — Там еще выбоина на проезжей части у светофора. Как его?
— Да не мучайтесь вы, Клушин переулок!
— Вспомнил: Петрушевский! Точно, Петрушевский переулок.
«Путает, не хочет назвать Клушин. В Петрушевский потом заехал, чемодан выбросить».
— А может, все же Клушин? Вы не ошибаетесь?
— Говорю, Петрушевский… А Клушин — не знаю такого переулка.
— Значит, не были в Клушином? Хорошо. Допустим, высадили ту гражданку в Петрушевском. И куда дальше поехали?
— А тут меня вскоре взяли какие-то, в центр их отвез.
— Когда гражданку везли, разговаривали с ней? О чем?
— Болтала она. А мне чего? Если с каждым говорить, за день, знаете…
Митин быстро писал. Приближалась ответственная минута: надо было объявить Воронову, в чем его подозревают. Как он будет реагировать? Почему рассказал все так, как могло происходить до самого грабежа? Парень, кажется, не так-то прост!
— Говорила она, что приехала из Магадана?
— А что случилось с ней, с этой гражданкой? — впервые проявил он интерес. Казалось, что до него только сейчас дошло, что следователь все вопросы подводил именно к этом пассажирке.
Митин вздохнул.
— Видите ли, гражданин Воронов, с ней случилась беда. Ограбили ее в Клушином переулке.
Он внимательно смотрел на парня. Лицо у того стало серым, брови сошлись в прямую линию, на щеках дрогнули желваки. Будто отдуваясь, он шумно выдохнул воздух.
«Ага, побледнел… Скажи любому человеку, что кого-то ограбили, разве он побледнеет от этого?»
— Ты смотри… Вот тебе и переночевала у знакомой! Я уехал, а ее, значит, того?..
— Нет, гражданин Воронов, она заявляет, что ограбил и ударил таксист, шофер машины, который ее вез. А везли ее вы!
— Она, значит, жива осталась? — нахмурился тот.
— А вы думали, умерла? Представьте себе — жива! В том-то и дело. И подозрение на вас падает.
— Подозрение пусть падает. А я здесь ни при чем. Мало ли она чего наговорит! Кто-то ограбил, а она, значит, на меня валит? Ого!
Пальцы у него мелко дрожали, он их стискивал, переплетал, затем вынул носовой платок и стал мять его.
— Вы правы, но, кроме слов, есть еще и факты. Словам не всегда можно верить, а фактам? Им мы обязаны верить. Согласны со мной?
Воронов кивнул.
— Вот и хорошо. Тогда слушайте меня внимательно.
И Митин обстоятельно и подробно, ровным голосом стал рассказывать о всех тех уликах и доказательствах, какие они с Бабиным собрали за эти дни. Воронов слушал не перебивая, часто вытирал шею и лицо — они у него мокли не переставая, судорожно тискал влажный платок, затем расправлял, накручивал на руку. «Вот сейчас ты правильно потеешь, ты напуган тем, как много мы знаем», — отмстил следователь, наблюдая за ним.
— Да, кстати! — как бы отвлекаясь от главной темы, сказал он. — Не помните, в каком месяце день рождения гражданки Симуковой, вашей, как бы это сказать… словом, вашей неофициальной жены?
— Никакая она мне не жена, — глухо проговорил Воронов. — А день рождения… кто ее знает, не спрашивал я.
— Значит, не знаете? Или, может, просто забыли?
— Да нет, не знаю.
— Так я и запишу в протокол. Согласны?
— Пишите, только зачем это вам?
— А вот зачем: Симукова сказала, что в день ее рождения вы будто бы подарок ей сделали, золотые часы. А вы даже не знаете, когда день ее рождения!
— Ей? Золотые часы?! — удивился тот. — Врет она! На улице она их нашла месяца два назад. Шла, говорит, из кино и нашла их на тротуаре. Я еще удивился…
«Правильно! Не успели договориться. О дне Восьмого марта и не упомянул. Надо им устроить очную ставку».
— Вот видите, расхождение получается: Симукова — одно, вы — другое. Кому верить? А я эти золотые часы у Симуковой взял и гражданке Укладовой показал — так она их с первого взгляда узнала. Мои, говорит, часы, их у меня с руки сорвали. Интересно, правда?