«Мир Приключений» 1977 (№22)
Шрифт:
Оскалив в улыбке неровные, прокуренные зубы, Ганс подошел к Оле и стал дергать широкие рукава тулупа, пытаясь его стащить.
Шурочка испугалась, заплакала, кинулась к матери. Евдокия Павловна с ужасом поняла: старшая дочь не отдаст тулуп гитлеровцу без сопротивления.
— Отдай! — крикнула она. — Отдай сейчас же!
Оля даже не взглянула на мать. Прижавшись спиной к стене, она молча смотрела прямо в глаза солдату. Ганс тянул с нее тулуп и что-то сердито бормотал. Евдокия Павловна нашла силы сползти с постели, чтобы защитить дочь.
— Отдай! — повторила она. — Отдай, ты нас всех погубишь!..
За порогом раздался смех. Там столпились товарищи Ганса, с удовольствием наблюдая забавное зрелище. Ганс бросил рукава тулупа, вцепился в борта, силясь вытряхнуть из него девочку. Она впилась зубами в его руку. Взбешенный гитлеровец схватил Олю за воротник, оторвал ее от стены и свободной рукой потянулся к желтой кобуре.
Неимоверным усилием Евдокия Павловна перебросила свое беспомощное тело, упав между дочерью и фашистом.
Оля, увидев у своих ног мать, словно очнулась от забытья. Она оторвала от себя цепкие пальцы бандита, сорвала с плеч тулуп и швырнула его к двери. Из кармана вылетело что-то маленькое, смятое, темное… «Это ведь та самая подушечка, залитая кровью Виктора, что дала мне сестричка Нина», — мелькнула мысль. Девочка кинулась за подушечкой, схватила ее и спрятала за спину.
Никто из гитлеровцев, к счастью, не обратил на это внимания. Все были заняты «победителем» и увели его в столовую.
Оля захлопнула дверь. Евдокия Павловна бессильно лежала на полу. Шурочка плакала, забившись в угол.
— Воды, — хрипло попросила Евдокия Павловна.
Оля зачерпнула ковшом воды и непослушными руками поднесла к губам матери. Вода расплескалась, пролилась на лицо и платье женщины. Оля вдруг судорожно всхлипнула и уткнулась головой в плечо матери.
— Вспыльчивая ты, дочка, как отец, — говорила Евдокия Павловна и ласково гладила Олю по светлым волосам. — Так нельзя. Гансу ничего не стоило убить тебя. А ты из-за тулупа рисковала тремя жизнями. Будут еще и не такие моменты, а я не смогу удержать тебя, и мы все погибнем! Надо сдерживать себя, родная.
— Я больше не буду, мама, — твердо сказала Оля, уже не плача. — Прости меня, мамочка.
РУССКАЯ БАНЯ
Весь следующий день Лосевы опять просидели в комнате, забыв о голоде, изредка переговариваясь шепотом, стараясь не шуметь.
Оля все время прислушивалась к звукам за стенкой. Она все же надеялась осуществить свой план, отомстить за дядю Матвея, уничтожить его убийцу. Но как найти Вальтера? Ведь он может сюда больше не прийти. Нужно что-то придумать. Для этого необходимо выбраться на улицу, а мама не пускает. Тут сестренка попросила молока, и Оля убедила мать отпустить ее покормить и подоить козу.
На землю уже спускались зимние сумерки, когда Оля вышла из дому. Бесшумно двигаясь по рыхлому снегу, она направилась к сараю. И вдруг увидела женщину, укутанную по самые глаза в темный платок. Женщина, поминутно оглядываясь, тоже осторожно пробиралась к хлеву. Оля узнала тетю Наташу.
— Скорее! — испугалась девочка. — Идем, я тебя спрячу.
Она провела молодую женщину в клетушку к козе, заставила снять шубу, чтобы гитлеровцы не заметили, что Наташа пришла со стороны: нарушителей приказа о запрещении всякого движения до восхода и после заката солнца тут же расстреливали. Этот приказ был приклеен даже на двери лесного дома.
Оля рассказала Наташе все, что произошло за эти дни.
— Убили дядю Матвея, одного папиного знакомого, — нахмурив темные брови, глухо говорила она. — Расстреляли за то, что боятся всего и всех. А нас за тулуп чуть…
Наташа подавленно молчала. Прошмыгнув в комнату, она поздоровалась только кивком и села на табуретку.
Евдокия Павловна выжидающе смотрела на нее. Похоже, что золовка принесла на этот раз какую-то тяжкую новость.
— Ну, ничего! — заговорила наконец Наташа. — Скоро они дождутся! — в ее голосе прозвучала угроза. — У Ивановых взяли корову, а муку керосином облили, — торопливо рассказывала гостья. — У старухи Ляховской расстреляли сына и четверых внуков. Из Бакеева, Баранцева, Малино и других деревень утоняют жителей, скот. Убивают, жгут…
Она резко подняла голову, заглянула в глаза Евдокии Павловне и девочкам. Шепот ее стал торжественным.
— В Каменке разбиты все немецкие танки! Ни один не прорвался дальше, к Москве! Не сегодня — завтра начнется наше наступление. Скоро уже фашистов погонят назад.
— Откуда ты знаешь? — с надеждой спросила Евдокия Павловна.
— Откуда знаю, долго рассказывать, Дуся. Слышь, бой какой идет? — улыбнулась Наташа.
Действительно, орудия грохотали где-то рядом, гудели самолеты и слышались взрывы бомб, снарядов и мин. Где наши? В Михайловке, а может, уже в Андреевке или еще в Крюкове? Это ведь всего в двух или четырех километрах от местечка!
— Ох, скорее бы! — вырвался вздох у Евдокии Павловны.
Маленькая Шура хлопнула в ладоши. Оля схватила ее за руки — пока нельзя так бурно выражать свою радость: за стеной враги.
— Наташа, — после недолгого молчания попросила Евдокия Павловна, — оставайся у нас. Да и нельзя идти сейчас. Поздно, убьют.
— Я и останусь, — согласилась Наташа. — Дома одной очень тошно. Не вернется мой Илья…
Все вспомнили погибшего мужа Наташи и вместе с нею горестно вздохнули.
— Пойдем со мной козу доить, а то я одна боюсь теперь, — предложила Оля.
Молодая женщина тут же поднялась.
По дороге Оля решила рассказать Наташе о своих планах.
— Давай по одному фашисту убьем, — шепнула девочка, когда закрылась дверь козьей каморки.
Наташа вдруг засмеялась.
— Глупенькая, — сказала она, — чем же ты их убьешь? Да и не успеешь, сама пропадешь. Наша задача сейчас одна — выстоять. Понимаешь? Если бы наши солдаты не верили в то, что мы выстоим, они бы так не дрались за нас. Понимаешь?
Нет, этого Оля не могла понять. Да и не собиралась она погибать. Просто убьет фашиста, и все. Это же помощь будет нашей армии. И если каждый уничтожит по одному гитлеровцу, то и победа скорей придет. Но тетя Наташа, наверное, этого не знает. Надо ей постепенно разъяснить. А пока, пожалуй, не стоит ей о топоре говорить. А уж о ракетнице тем более.