Мир приключений 1984 г.
Шрифт:
5 марта 1920 года. Как только выпадет свободная минута — прямо тянет к этому дневнику. Привычка, что ли, появилась?
Очень много событий происходит в моей жизни в последнее время. На днях по заданию Лесова уже третий раз был в доме Филиппа Антоновича Коренастова. Предварительно запасся двумя бутылками самогона. Мне долго не открывали. Потом к двери подошла Серафима Ивановна Ковригина. “Подождите минуточку, — сказала она, — я не одета”. Но вместо одной минуты пришлось ждать целых десять.
— У меня день рождения, — заявил я. — Девятнадцатый год пошел. Вот решил зайти к вам по такому случаю. — И вынул из кармана бутылки.
Серафима Ивановна тут же пригласила меня в комнату. Когда я вошел, на столе стояла пустая бутылка из-под самогона и закуски, но никого не было.
— Ого, у вас, оказывается, тоже праздник, — сказал я. — А где ваш брат?
— Уехал он, знаете. Так неожиданно…
— Кто же у вас был? Соседки из общины?
— Две подруги приходили. А община съехала от нас.
— Куда?
— Не знаю. Расплатились со мной, погрузили на подводы свои вещички — и все. Эти святоши, знаете, всегда о своих делах молчат, — ответила она.
Тут я заметил, что Серафима Ивановна довольно сильно пьяна.
— А что же мы стоим? — предложила она между тем. — Самогонки вы принесли, закуска есть. Давайте же отметим ваш день рождения.
— Да нет, как-то неудобно, — сказал я. — Брата вашего нет. Лучше пойду…
— Что, испугались? Боитесь остаться наедине с одинокой скучающей дамой? — Она как бы рассердилась. — Вам только Филипп, а я, что же, никому и не нужна?..
Мне надо было обязательно поговорить с ней, поэтому я ей возразил:
— Что вы, Серафима Ивановна! Вы сегодня необычайно красивы, вам очень подходит это платье. В нем вы даже и на свои двадцать лет не выглядите.
Она прямо расплылась вся от удовольствия. Усадила меня за стол, принесла жареную рыбу, налила мне и себе по полному стакану, подняла тост за меня и тут же выпила сразу. А я задержался — побоялся опьянеть от такой порции.
— Вы это почему так, ваш же праздник? — спросила она.
Пришлось и мне выпить. Она тут же налила еще и говорит:
— Вы вот сказали, мне двадцать, а ведь уже двадцать девятый. Вадим тоже говорит, что я еще совсем, совсем молодая.
Язык у нее уже сильно заплетался, и мне удалось незаметно выплеснуть свой самогон под стол. Потом я сам налил в стаканы.
— Зовите меня Симочкой, так куда приятнее, — сказала она.
Я еще два раза выплескивал самогон. Она ничего как будто но замечала. Тогда я перевел разговор на Коренастова, чтобы выяснить, куда он уехал.
— Да никуда он не уезжал, — сказала она наконец, — где-то тут, в городе, только не показывается, паршивец, никому, даже мне: чекистов боится. — А потом вдруг посмотрела на меня так внимательно и говорит: — Постой, постой, да это же ты и есть чекист, Филя говорил. Правда чекист? Сажать меня будешь?
Тут я понял, что меня кто-то здесь выдал и Коренастов
— Мне вон Вадюша уж как в любви признавался, — продолжала она.
Я насторожился. Может, Вадим обо мне им и сообщил?
— Борчунов? — спросил я.
— Борчунов, Борчунов! А я — невеста с приданым. Тот, кто благоверным моим окажется, не пожалеет. — Тут она встала и чуть не упала. — Ужасно спать хочу, — говорит, — а сама не дойду… Я вам почему-то доверяю…
Я взял ее под руку, довел до спальни. Она как улеглась, сразу п уснула. Убедившись, что она крепко спит, я вышел из спальни, взял лампу и принялся за осмотр.
В маленькой полутемной комнате, где Симочка гадает клиентам, на столе лежала толстая книга. Я открыл ее, увидел какие-то выпуклые точки и сперва ничего не понял. Полистал книгу, поводил пальцами по точкам и вдруг сообразил: это ж слепецкая грамота — слепые на ощупь, пальцами, такие книги читают. А Ковригина по этой книге гадает, и доверчивые люди считают, что это “черная книга”, называемая “хиромантией”. Так ее представляет гадалка.
Рядом стояла тарелка, посреди нее — обыкновенный волчок. А под столом я обнаружил небольшой деревянный сундучок. С трудом открыл его. Он оказался наполненным книгами: романы “Желтый билет”, “Вавилон наших дней”, “Рокамболь”… В одной из книг лежала маленькая записка на желтоватой бумаге:
“Дорогой братец! Береги себя. Я слышала, у Вас сильная эпидемия сыпняка и других смертельно опасных болезнен. У нас — то же самое. Ты просил прислать тебе роман Виктора Гюго “Отверженные”. Выполняю твою просьбу — высылаю все пять книг с твоим другом. Как прочтешь, верни обратно”.
Подписи не было. Не было и самого романа, хотя я перерыл весь сундучок. Я подумал, что записка — шифровка. Еще раз прошелся по комнатам, ощупывал полы, стены, даже запустил руку в печную топку. Потом вышел на кухню. И споткнулся о тело человека, лежавшего почти у самого порога. Я тут же подумал — мертвец. Но когда осветил его лампой, то узнал Вадима Борчунова. От него шел самогонный дух. Пьяный, он спал на полу. Очевидно, это с ним сидела Ковригина и, когда я позвонил, спрятала его на кухне.
Я осмотрел шкафчик, заглянул в русскую печь В полу быт люк. Я открыл его и спустился в подвал. Сначала ничего такого там не нашел — картошка, капуста, кувшины и горшки с едой. Потом на глаза мне попался чугунный котел, стоявший в дальнем углу. В нем лежали пять книг “Отверженных”, перевязанные бечевкой…
Поднявшись наверх, я перелистал книги, но ничего особенного не заметил, поэтому решил захватить их с собой.
Книги эти мы еще раз просмотрели в ЧК, но снова ничего не обнаружили. И все же думаю, что в них какой-то шифр…