Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики
Шрифт:
— Это было что-то особенное.
«Правда», — ответил Даву. Он дотронулся губами до холодного хрусталя, осторожно отхлебнул каберне. Боль застучала в глубине сердца.
— Да, — сказал он. — Я знаю.
— Мне казалось, я должна была сказать тебе о ее чувствах. Особенно в свете того, что произошло между мной и Безмолвным.
Он посмотрел на нее. «Признаюсь, я этого так и не понял».
Она слегка поморщилась. «Мы сами, наша работа, наша ситуация — все стало раздражать. Подавлять. Ты можешь загрузить его воспоминания, если хочешь — вряд ли тебе удастся не заметить тех признаков, которые он так твердо вознамерился проигнорировать».
«Мне жаль».
На ее
— Нет никаких шансов на примирение?
«Абсолютно никаких». Она сопроводила этот знак энергичным движением головой. «Все кончено. Кончено. Вообще, с моей точки зрения, Безмолвный Даву не тот человек, каким был».
«Да?»
— Он вошел в Лету. Это был единственный способ справиться с тем фактом, что я оставила его.
В душе Даву всколыхнулось искреннее изумление. Светловолосая Кэтрин удивленно посмотрела на него.
— Ты не знал?
Он заморгал. «Мне следовало догадаться. Но я думал, что он говорит обо мне, о том, как мне справиться с… — Саднящая боль сжала горло. — Справиться с тем, что Темноволосая Кэтрин оставила меня».
У Светловолосой Кэтрин от злости побелели ноздри. «В этом весь Безмолвный. У него не хватает духу рассказать тебе об этом прямо».
— Я не уверен, что это так. Он мог полагать, что говорит достаточно откровенно…
Ее пальцы сформировали знак, который давал выход особого рода презрению, невыразимому словами. «Он прекрасно знает, что делает, — сказала она. — Он пытался предложить тебе идею, не давая понять, что это его выбор для тебя, что он хочет, чтобы ты последовал за ним, за его теориями».
В ее голосе отчетливо звучал гнев. Он встала, в раздражении пересекла комнату, подойдя к бронзовому Розмерте, сдвинула висящую фигуру на миллиметр. Потом повернулась и помахала рукой.
«Прости, — обозначилось в воздухе. — Давай поедим. Меньше всего мне хотелось бы сейчас говорить о Безмолвном Даву».
— Прости. Я расстроил тебя. — На самом деле Даву не чувствовал никаких угрызений совести, наоборот, ему нравилось смотреть на рассерженную Кэтрин. Жесты, тембр голоса — все это было удивительно знакомо, все отдавалось в сердце привычным звуком; но вот стиль, то, как Светловолосая Кэтрин избегала говорить о неприятном, были совсем другими. Темноволосая Кэтрин никогда не уходила от проблемы: она сдвигала брови и бросалась в бой, который заканчивался либо полной победой Кэтрин, либо катастрофой. В любом случае она бы рассмеялась, тряхнула своими темными волосами и объявила, что теперь ей все ясно.
— Это крестьянская еда, — сказала Светловолосая Кэтрин, суетясь на кухне, — то есть самая здоровая пища.
Обед состоял из телячьего рагу в нежном соусе, бобов, незамысловато, но вкусно приготовленных в сливочном масле с чесноком, салата, хлеба. Даву подождал, пока тарелки наполовину опустеют, а в бутылке почти ничего не останется, прежде чем осмелился вновь заговорить о своем сибе.
— Ты упомянула Безмолвного Даву и его теории, — сказал он. — Я уже тридцать лет не загружал его воспоминания и не читал его последних работ — что это такое? О чем он теоретизирует?
Она вздохнула, пальцы начали отбивать нервный ритм на бокале. Некоторое время она молча смотрела в окно, потом сдалась. «Он упоминал о модульной теории психики?»
Даву попытался вспомнить. «Он что-то говорил о модульной памяти, насколько я припоминаю».
— Это составная часть. Довольно радикальная теория, которая утверждает, что людям следует редактировать свою личность и способности по собственной воле, в зависимости от обстоятельств. Например, однажды утром, если тебе надо работать, ты загружаешь соответствующие воспоминания и трудовые навыки вкупе с известной дозой амбициозности, а также соответствующие эмоции, такие, как удовлетворенность, или стремление решить проблему, или готовность к тяжелому труду, смотря что ты считаешь нужным.
Даву уставился в тарелку. «Это похоже на стряпню, — сказал он. — Как вот это блюдо — телятина, — морковка, лук, сельдерей, грибы, петрушка».
Светловолосая Кэтрин сделала знак, которого Даву не знал. «Прости», — обозначил он.
— О, извиняюсь. Этот знак означает приблизительно «хар-де-хар-хар». — Ее пальцы сложили знак «смех», потом «сарказм», потом соединили их вместе. — Понял?
«Понял». Он подлил вина в ее бокал.
Она наклонилась вперед.
— Рецепт хорош, когда кто-то хочет, чтобы его употребили, — сказала она. — Выживание — другой вопрос. Человеческое сознание — это больше, чем просто смесь ингредиентов. Атомистический взгляд на психику представляется мне упрощенным, опасным и неправильным. Нельзя просто захотеть и сделать психику целостной, независимо от того, сколько целостных модулей в нее загружено. Психика — это нечто большее, нежели сумма ее составных частей.
Вино и возбуждение зажгли румянец на ее щеках. Серые глаза осуждающе сверкали.
— Для того чтобы интегрировать новый опыт, новые способности, необходимо время. Модульные теоретики утверждают, что это можно сделать с помощью «проводника», искусственного интеллекта, который сможет принимать решения относительно изменений в личности и ее потребностей в новых способностях и загружать их по мере необходимости. Но это все такая чушь, что я… — Она внезапно заметила, что размахивает ножом и, смутившись, положила его на стол.
— Как далеко Безмолвный Даву и его приспешники зашли в реализации своих амбиций? — спросил Даву.
Она посмотрела на него.
— Разве я неясно выразилась? — спросила она. — Технология уже работает. Это стало реальностью. Люди сознательно расчленяют свою психику, доверяя советам своих «проводников». При этом они совершенно счастливы, потому что это единственная эмоция, которую они разрешают загружать из имеющегося стандартного набора. — Стиснув зубы, она рассерженно отвернулась к окну, за которым закат окрасил в огненные тона стены Старого Квартала. — Вся традиционная психология нацелена на интеграцию, на целостность. Теперь все это выброшено прочь… — Она махнула рукой, словно бросила что-то в окно. Даву невольно проследил взглядом за этим невидимым предметом, который должен был бы описать дугу от ее пальцев до мостовой.
— И как эта теория работает на практике? — спросил Даву. — Неужели улицы заполнены этими психологическими обломками?
Ее губы горько изогнулись.
«Скорее, психологическими дебилами. Выполняющими все приказы своих «проводников», послушными откормленными детьми, счастливыми, как моллюски. Они загружают всевозможные страсти — гнев, горе, утрату — в качестве искусственного опыта, полученного из вторых рук, своего рода секонд-хенд, обычно лишь для того, чтобы поручить своим проводникам в будущем избегать подобных загрузок. Они больше не люди, они…» — Она вновь повернулась к Даву.