Мир саги
Шрифт:
Ни в одной "саге об исландцах" романические переживания но играют той роли, которую они обычно играют в романах. Даже в таких сагах, как "Сага о Гуннлауге Змеином Языке" и "Сага о Кормаке", где романические переживания героя проходят через всю сагу, отнюдь не все подчинено их изображению. В "Саге о Гуннлауге" большое место занимает описание его поездок в разные страны, а в "Саге о Кормаке" описание поединков, и в обеих этих сагах роль романических переживаний заключается в основном в том, чтобы мотивировать распри, которые и образуют основное содержание и этих саг.
В романе нового времени господствующая роль романических переживаний объясняется, конечно, возросшим интересом к человеческой личности, к частному лицу и его внутреннему миру. В романах любовь - это способ изобразить личность и ее внутренний мир. Правда, неверно было бы утверждать, что любовь - всегда основное содержание романа, так как, конечно, возможны романы, в которых любовь не играет никакой роли. Но дело в том, что любовь в романах -
В известном смысле можно сказать, что распри играют в "сагах об исландцах" такую же роль, какую любовь играет в романах. Но очень существенное различие между ролью распрь в "сагах об исландцах" и ролью любви в романах заключается в том, что распри - действительно важнейшее из того, что происходило в свое время в Исландии, или содержание, навязанное самой жизнью, тогда как романические переживания - едва ли важнейшее из того, что происходило в Европе с тех пор, как роман господствует в европейской литературе. Мало того, если сексуальная жизнь человека - это айсберг, нижняя и большая часть которого скрыта под водой, то романические переживания - это только верхняя и меньшая часть этого айсберга, так что даже сексуальную жизнь человека романы отражают очень неполно и, следовательно, превратно. Правда, известно, что в какой-то степени действительность преобразуется под влиянием литературы: в формировании психики современного человека, вероятно, немалую роль сыграло то господствующее положение, которое романические переживания издавна занимали в романах, хотя и были в них, в сущности, не столько содержанием, сколько формой.
Что - добро и что - зло?
"Беспристрастный наблюдатель истории нравов признамет, что переход от самопомощи, характерной для древних германцев, к государственной системе наказаний был куплен ценой крупной потери в нравственной энергии".
Андреас Хойслер
Каким бы объективным ни было описание событий, оно всегда подразумевает определенные этические представления, с точки зрения которых события описываются. Конечно, и в "сагах об исландцах" выражены определенные этические представления, и они существенно отличаются от представлений современного человека, как и следовало ожидать. Отличие это всего существеннее, по-видимому, в представлениях об убийстве. Вместе с тем, пожалуй, именно в представлениях об убийстве всего отчетливее проявляется сущность этических представлений, характерных для "саг об исландцах". [Об этических представлениях в "сагах об исландцах" см.: Toorn M.C. van den. Ethics and moral in Icelandic saga literature. Assen, 1955;Jуnasson M. Die Grundnormen des Handelns bei den Islдndern heidnischer Zeit.
– Beitrage zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur (Halle), 1945-1946, 68, S. 139-184; Hovstad J. Mannen og samfundet, studiar i norrшn etikk. Oslo, 1943; Kuhn H. Sitte und Sittlichkeit.
– In: Germanische Altertumskunde. Mьnchen, 1938, p. 171-221; Gehl W. Ruhm und Ehre bei den Nordgermanen. Berlin, 1937; Heusler A. Altgermanische Sittenlehre und Lebensweisheit.
– In: Germanische Wiedererstehung. Heidelberg, 1926, p. 156-204; Grцnbech V. Vor Folkeжt i Oldtiden. Kшbenhavn. 1909-1912, I-IV (английский перевод: The culture of the Teutons. London, 1931, I-III; немецкий перевод: Kultur und Religion der Germanen. Hamburg, 1937; Darmstadt, 1961). См. также классические работы о распрях в Исландии: Heusler A. 1) Das Strafrecht der Islдndersagas. Leipzig, 1911; 2) Zum islдndischen Fehdewesen in der Sturlungazeit.
– Abhandlungen der Preuss. Akad. der Wiss., phil.-hist. CI., 1912, S. 1-102.]
В "сагах об исландцах" довольно часто встречаются описания убийств в бою. Но масштабы сражений в этих сагах, а следовательно, и потерь настолько ничтожны по сравнению с масштабами сражений, которые происходят во время настоящих войн, когда сражаются целые армии, - в сущности, в сагах сражения просто поединки, а военная техника, применяемая в этих сражениях, - всего лишь мечи, секиры и копья!
– настолько примитивна по сравнению с военной техникой наших дней, что убийства, совершаемые в этих сражениях, производят на современного читателя часто не больше впечатления, чем убийства, совершаемые игрушечным солдатиком в кукольном театре.
Напротив, современного читателя в "сагах об исландцах" не могут не поразить убийства, совершаемые не в бою и не в состоянии аффекта, но тем не менее так, как будто они и для того, кто их совершает, и для того, кто их описывает, не преступления, а нечто вполне естественное и законное. Может быть, однако, дело здесь не в изменившихся представлениях об убийстве, а в изменившейся природе человека, т.е. просто в том, что люди были более жестокими и поэтому им было легче убивать? Так может показаться современному читателю, когда он встречает в "сагах об исландцах" сообщения об убийстве, подобные приведенным ниже.
"Он [Коль] сошел с коня и стал ждать в лесу, пока не снесут вниз нарубленное и Сварт не останется один. Затем Коль бросился на Сварта и сказал: "Не один ты ловок рубить!". И, всадив ему секиру в голову, убил его наповал, а затем поехал домой и сказал Халльгерд об убийстве" ("Сага о Ньяле"). "Эльдргим хотел на этом кончить разговор и погнал коня. Однако, когда Хрут это увидел, он взмахнул секирой и ударил Эльдгрима между лопаток так, что кольчуга лопнула и секира рассекла спину и торчала из груди. Эльдгрим упал мертвый с коня, как и следовало ожидать. Затем Хрут засыпал труп землей. Это место называется теперь холм Эльдгрима. После этого Хрут поехал в Камбснес и сказал Торлейку о случившемся" ("Сага о людях из Лососьей Долины"). "Эгиль бросил рог, схватил меч и обнажил его. В сенях было темно. Он пронзил Барда мечом, так что конец меча торчал из спины. Бард упал мертвый, и из раны хлынула кровь. Упал и Эльвир, и его стало рвать. Эгиль же выскочил из дома" ("Сага об Эгиле"). "Гаут проснулся, вскочил и хотел схватить оружие. Но в это мгновение Торгейр нанес ему удар секирой и рассек ему лопатки. Гаут умер от этой раны. Торгейр ушел в свою палатку" ("Сага о названых братьях"). "Он [Атли] не увидел никого снаружи. Шел сильный дождь, и поэтому он не вышел из дому, а, расставив руки, оперся ими о дверной косяк и озирался. В это время Торбьёрн вдруг появился перед дверью и вонзил двумя руками копье в Атли, так что оно проткнуло его насквозь" ("Сага о Греттире"). "Бьёрн поскакал за ними [двумя объявленными вне закона], нагнал их к ночи, прежде чем они успели перейти реку и, коротко говоря, убил их обоих. Затем он подтащил трупы под обрыв и засыпал их камнями" ("Сага о Бьёрне"). "Затем он [Храфнкель] соскочил с коня и ударом секиры убил его [своего пастуха Эйнара]. После этого он поехал в Адальболь и сказал о случившемся" ("Сага о Храфнкеле"). Подобные описания убийств нередко встречаются в "сагах об исландцах". Конечно, ситуации варьируют, но из контекста, как правило, очевидно, что убийство совершено не в состоянии аффекта и тем не менее описывается как нечто вполне естественное.
В "сагах об исландцах" иногда совершают подобные убийства и малолетние. В "Саге о названых братьях" так описывается убийство, совершенное одним из героев, когда ему было пятнадцать лет. "Торгейр стоял не очень близко от двери. В правой руке у него было копье, направленное острием вперед, а в левой секира. Ёдуру и его людям было плохо видно, так как они вышли из освещенного помещения, и Торгейру было лучше видно тех, кто стоял в дверях. Внезапно Торгейр подходит к двери и вонзает копье в него [Ёдура], так что оно протыкает его насквозь, и тот падает в дверях на руки своих людей. Торгейр скрывается в темноте ночи". В "Саге об Эгиле" рассказывается о том, как семилетний Эгиль убил мальчика, которому было лет десять-одиннадцать. "Торд дал ему [Эгилю] секиру, которую он держал в руках... Они пошли туда, где играли мальчики. Грим в это время схватил мяч и бросил его, а другие мальчики бросились за мячом. Тогда Эгиль подбежал к Гриму и всадил ему секиру глубоко в голову. Затем Эгиль и Торд ушли к своим". В той же саге девятилетний внук Эгиля Грим убивает двенадцатилетнего мальчика. Правда, это происходит в то время, когда их взрослые родичи сражаются между собой, и сам Грим получает тяжелое ранение. А в "Саге о битве на хейди" Снорри Годи так натравливает своего малолетнего сына Торда по прозвищу Кошка на девятилетнего сына своего врага: "Видит ли кошка мышь? Молодой должен убивать молодого!".
Убийства не в бою и не в состоянии аффекта в "сагах об исландцах" совершают или подготавливают и одобряют (если не могут сами совершить их) и самые миролюбивые люди. Так, когда Ньяль - а он, несомненно, один из самых миролюбивых героев "саг об исландцах" - узнает от своих сыновей, что те убили Сигмунда и Скьёльда, то он говорит: "Да будут благословенны ваши руки!".
А узнав об убийстве Гуннара, он говорит сыновьям Сигфуса, что необходимо убить несколько человек в отместку за Гуннара, что и выполняют сын Ньяля Скарпхедин и сын Гуннара Хёгни. Позднее он учит своих сыновей, как сделать, чтобы они оказались достаточно оскорбленными Траином в глазах людей и таким образом получили бы право убить его. Наконец, свой отказ выйти из горящего дома и спасти свою жизнь Ньяль мотивирует тем, что, поскольку он не сможет сам убить тех, кого он считает себя обязанным убить (т.е. убийц своих сыновей), ему не имеет смысла жить.
И все же заключать из всего этого, что люди тогда были более жестокими, чем в паше время, было бы совершенно ошибочным. Прежде всего, как это всегда очевидно из широкого контекста, убийства, о которых идет речь, были, как правило, не самоцелью, а выполнением моральной обязанности, долга. Правда, содержание долга - это в данном случае обычно та или иная форма мести, - то ли месть за родича, то ли месть за самого себя, то ли, в случае убийства Эйнара Храфнкелем, месть за своего коня, т.е. совсем не то, что представляется его нравственным долгом современному человеку. Но отсюда отнюдь не следует, что долг навязывал себя человеку с меньшей силой, чем в наше время. Из того, что рассказывается в сагах о том, как выполняли долг мести, как, не колеблясь, шли на любой риск и любые жертвы, чтобы его выполнить, очевидно, что сила эта была тогда большей, чем в наше время. И то, что убийства совершались не в состоянии аффекта, свидетельствует вовсе не о жестокости, а только о силе, с которой долг мести навязывал себя человеку.