Мир саги
Шрифт:
Наблюдения над фольклором нашего времени показывают, что в устной традиции авторская активность всегда имеет место, даже в волшебной сказке - наиболее традиционном и трафаретном фольклорном жанре, но интенсивность этой активности бывает различной, и она может быть ничтожной. Авторская активность должна была иметь место и в продолжение всего того времени, когда будущие источники "саг об исландцах" были только устными. Может быть, она была тогда даже в общем более интенсивной, чем в письменное время, так как невозможность письменной фиксации обусловливала большую свободу для творчества. Так или иначе, нельзя установить размеры авторского вклада не только в отношении несохранившихся устных, но и в отношении сохранившихся письменных саг: ведь их источники ни в одном случае не могут быть полностью известны.
Проблема происхождения "саг об исландцах", которая уже давно волнует ученый мир, - это, в сущности, тоже проблема границ авторства. Любопытно, что за последние полтора века мнение ученых о происхождении "саг об исландцах" три раза качнулось, подобно маятнику, из одного крайнего положения в другое, и есть признаки того, что маятник продолжает свое колебание. В первой половине прошлого века установилось мнение, что "саги об исландцах" - это запись устной традиции. Но во второй половине прошлого века господствующей стала теория - она впоследствии получила название "теории книжной прозы", - согласно которой в XIII в. бесформенная устная традиция была собрана у "мудрых мужей" и ей придала форма саги. Таким образом, согласно этой теории "саги об исландцах" - это письменные произведения, созданные их авторами. В начале нашего века
– In: Keyser R. Efterladte Skrifter, Christiania, 1886, 1. Поворот в сторону "теории книжной прозы" наметился в работе: Maurer K. Die norwegische Auffassung der nordischen Literatur-Geschichte.
– Zeitschrift fьr deutsche Philologie, 1869, I, p. 25-28. "Теория свободной прозы" представлена в работах: Meissner R. Die Strengleikar. Ein Beitrag zur Geschichte der altnordischen Prosaliteratur. Halle. 1902; Neckel G. Von der islдndischen Saga.
– Germanisch-romanisches Monatsschrift, 1911, 3, S. 369-381, 439-452; Heusler A. Die Anfдnge der islдndischen Saga. Berlin, 1914 (Abhandlungen der preuss. Akademie d. Wiss. phill.-hist. CI., 1913, 9; также в кн.: Heusler A. Kleine Schriften. Berlin, 1969, 2, S. 388-460); Olson E. Den islдndska sagans Ursprung.
– Nordisk tidskrift fцr vetenskap, konst och industri, 1918, p. 411-429; Liestшl К. 1) Upphavet til den islendske жttesoga. Oslo, 1929 (английский перевод: The origin of the Icelandic family sagas. Oslo, 1930), 2) Tradisjon og forfattar i den islendske жttesoga.
– Maal og minne, 1936, p. 1-16."Теория книжной прозы", возрожденная исландскими учеными, представлена, в частности, в работах: Olsen B.M. Um нslendingasцgur. Safn til sцgu Нslands og нslenzkra bуkmennta aр fornu og nэju, 1937-1939, VI, N 3, p. 1-428; Nordal S. 1) Snorri Sturluson. Reykjavнk, 1920; 2) Formбli.
– In: Egils saga Skallagrimssonar. Reykjavнk, 1933, p. V-CV (Нslenzk fornrit, II); 3) Hrafnkatla. Reykjavнk, 1940 (Studia islandica, 7); 4) Sagalitteraturen.
– In: Nordisk kultur, 8B. Stockholm; Oslo; Kшbenhavn, 1953, p. 180-273; Sveinsson E.У. 1) The Icelandic sagas and the period in which they were written.
– Acta philologica Scandinavica, 1937-1933, 12, p. 71-90; 2) Б Njбlsbър. Reykjavнk, 1943; 3) Formбli.
– In: Brennu-Njбls saga. Reykjavнk, 1943, p. V-CLXIII (Нslenzk fornrit. XIII). Острая критика методов исландской школы есть в работе: Lie H. Noen metodologiske overveielser i anl. av et bind av "Нslenzk fornrit".
– Maal og minne, 1939, p. 97-138. Полное отрицание исторического элемента и роли устной традиции в "сагах об исландцах" представлено в работе: Baetke W. Ьber die Entstehung der Islдndersagas. Berlin. 1956 (Berichte ьber Verhandlungen der sдchs. Akademie der Wiss. zu Leipzig, phil.-hist. Kl., N 102, 5). Острая критика этой работы есть в рецензии: Kuhn N.
– Anzeiger fьr deutsches Altertum und deutsche Literatur, 1964, 75, I. p. 73-75. Компромиссная точка зрения на происхождение "саг об исландцах" представлена, например, в работах: Strцmbдck D. Von der islдndischen Familiensaga.
– Beitrдge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literature (Halle), 1942, S. 117-133; Vries J. de. Die islдndische Saga und die mьndliche Ьberlieferung.
– In: Mдrchen, Mythos, Dichtung. Festschrift fьr F. von der Leyen. Mьnchen, 1965, S. 169-176.]
Слабая сторона "теории свободной прозы" - это, конечно, то, что она предполагает, с одной стороны, существование "записывателей", аналогичных современным записывателям фольклора, а с другой стороны, - в отношении устных саг - "авторов", аналогичных современным авторам. Но "теория книжной прозы" в еще гораздо большей мере игнорирует характер авторства в "сагах об исландцах". Она предполагает известным то, что не может быть сколько-нибудь точно известно, - размеры авторского вклада в саге, и неизвестным то, что прекрасно известно, - форму "устной традиции, послужившей источником для письменной саги" (как сторонники "теории книжной прозы" стыдливо называют устную сагу). Очевидно, что, будучи синкретической правдой, эта устная традиция не могла не быть повествованием с большей или меньшей примесью скрытого вымысла, т.е. сагой. Надо исследовать только то, что известно, и игнорировать то, что неизвестно, говорят сторонники "теории книжной прозы" и тем самым по существу предлагают игнорировать происхождение письменной саги вообще. Особое внимание они уделяют датировке отдельных саг, т.е. различиям, очень мелким по сравнению с различием между представлениями исландца XIII в. и представлениями современного человека. Это последнее различие они поэтому совершенно не замечают: слишком уж оно очевидно.
Между тем в области датировки отдельных саг современным исследователям не удается достигнуть достаточно убедительных результатов. Дело в том, что критерии, используемые в датировке "саг об исландцах", - заимствования из других письменных саг, упоминание лиц или событий, позднейших по сравнению с тем, о чем рассказывается в саге, и прочие отражения времени написания в саге, большая или меньшая "зрелость" стиля и т.п.
– основаны на ложном допущении: авторы саг были якобы такими же авторами, как и современные писатели-профессионалы. А заимствования из других письменных саг (самый популярный критерий для датировки саг) предполагают, кроме того, что автор саги был не только писателем-профессионалом, но еще и литературоведом-профессионалом, внимательно следившим за всеми вновь появляющимися произведениями в области его специальности и прочитывавшим их сразу же после их появления. В основе методики современных исследователей "саг об исландцах" лежит в сущности порочный круг: признание "саг об исландцах" за произведения, написанные авторами, аналогичными современным писателям-профессионалам, предполагает оценку этих саг в согласии с нашими современными критериями, но такая оценка в свою очередь предполагает признание их произведениями, написанными авторами, аналогичными современным писателям-профессионалам. [О методах датировки "саг об исландцах" см.: Sveinsson E.У. Dating the Icelandic sagas, an essay in method. London, 1958 (исландское издание: Ritunartнmi нslendingasagna, rцk og rannsуknarferр. Reykjavнk, 1965.]
Приравнивание автора "саги об исландцах" современному автору часто обосновывается тем, что сага эта носит якобы "индивидуальный отпечаток". Вообще говоря, черт, общих для языка, стиля, манеры всех "саг об исландцах", неизмеримо больше, чем черт, которые могли бы быть приняты за индивидуальный отпечаток в отдельной саге. Но даже если и можно обнаружить в отдельной саге нечто похожее на индивидуальный отпечаток, то ведь учитывая характер авторства в сагах, его неограниченность от пересказывания, списывания и т. д., невозможно установить, в какой мере этот отпечаток действительно "авторский".
Утверждают, что в отдельных сагах проявляются вкусы, интересы или взгляды их авторов: в "Саге о людях из Лососьей Долины" - интерес к нарядам и всякой пышности, в "Саге о Ньяле" - интерес к юридическим формулам и вера в судьбу, в "Саге о людях с Песчаного Берега" - интерес к языческим обычаям, а также к колдовству и привидениям и т. д. Но черты, характерные для отдельных произведений, возможны, конечно, и в самом традиционном фольклоре - ведь и там отдельные произведения могут носить следы вкусов или симпатий рассказчиков. Подобные черты возможны и в компиляции, объединенной общей темой: ведь уже общая, тема подразумевает определенные интересы или взгляды. Очевидно, однако, что такого рода черты не образуют, так сказать, авторскую личность, т.е. совокупность психических особенностей, последовательно проявляющуюся на протяжении всего произведения, или авторскую точку зрения, т.е. точку зрения, последовательно проходящую через все произведение, организующую его в единое целое и, в частности, определяющую и временнумю перспективу. Такого рода авторскую точку зрения нельзя обнаружить даже в тех древнеисландских произведениях, авторы которых считаются известными, например в "Круге Земном" или "Младшей Эдде", если, конечно, не считать, что отсутствие последовательной точки зрения - это тоже своего рода последовательная точка зрения. Характерно также, что хотя "Круг Земной" и "Младшая Эдда" приписываются одному автору - Снорри Стурлусону, едва ли можно обнаружить какие-либо черты, общие только этим двум произведениям. Ни одному исследователю, конечно, никогда не пришло бы в голову приписать эти произведения одному автору, если бы не существовало соответствующих свидетельств (в отношении "Круга Земного", впрочем, это свидетельство не сохранилось).
Те, кто считаются авторами древнеисландских прозаических произведений, как авторы никогда не становятся объектом изображения в древнеисландской литературе. Так, хотя Снорри Стурлусон очень много раз упоминается в "Саге об исландцах", несколько раз в "Саге о Хаконе Хаконарсоне" и кое-где еще и очень много известно об его участии в распрях, его имущественных делах, его поездках в Норвегию и т. д., о его отношении к прозаическим произведениям, автором которых он считается, есть только одно и очень глухое упоминание в "Саге об исландцах": "Стурла бывал тогда подолгу в Рейкьяхольте и усердно давал списывать книги саг с тех книг, которые составил Снорри". Неизвестно, ни что это за "книги", ни что значит "составил". Все же, сравнивая "Круг Земной" с сохранившимися письменными источниками, удается установить некоторые черты его авторства (хотя в какой мере эти черты характерны для Снорри, а не вообще для тех, кто писал такие произведения, спорно). Таким образом, о Снорри известно не только как об участнике распрь и т. д., но отчасти и как об авторе прозаических произведений. Попятно поэтому, почему вопрос о том, написал ли Снорри также и "Сагу об Эгиле", представляется важным и снова и снова привлекает к себе внимание исследователей. Напротив, непонятно, даже если верить в то, что у "саг об исландцах" были такие же авторы, как и у современных романов, какой смысл в том, чтобы ценой огромных затрат усилий л эрудиции устанавливать - как это неоднократно делалось в последнее время - имя возможного автора той или иной саги, если о носителе этого имени ничего не известно как об авторе.
Скальды - единственные авторы, которые изображаются в древнеисландских памятниках как авторы. Это, конечно, объясняется тем, что скальды были единственными авторами, осознававшими свое авторство. Но в изображении древнеисландских памятников скальды совсем непохожи на поэтов в современном смысле этого слова. Быть скальдом не значило обладать определенным складом ума или души. Быть скальдом значило только уметь слагать стихи, владеть стихотворной формой, т.е. обладать свойством, которое может так же характеризовать человека, как его рост, цвет волос и т. д. В "Саге о Халльфреде" дается такая типичная вводная характеристика скальда: "Он был смолоду рослым и сильным, мужественным с виду, у него были несколько косые брови, довольно некрасивый нос и темные волосы, которые ему шли. Он был хорошим скальдом". А в "Саге о Гуннлауге" есть такая вводная характеристика скальда: "Он был рослым, сильным и очень красивым. Он был хорошим скальдом". В таких вводных характеристиках говорится, как правило, что такой-то был "хорошим скальдом", "большим скальдом" и т.п., т.е. умел как-то версифицировать, но никогда не просто "был скальдом". Правда, слово "скальд" (skбld) входило иногда в прозвища (Скальд Храфн, Скальд Рев, Скальд Торир и т.п.), но и в этом случае оно означало характерное свойство, аналогичное, например, хромоте, лысине и т.п., а не особый строй ума или души. Было ли стихотворное произведение хорошим или плохим и сочинял ли его автор стихи вообще или сочинил их только в данном единственном случае, автор его мог быть назван "скальдом". Поэтому в стихах слово "скальд" и его поэтические эквиваленты были равнозначны слову "я". Русское слово "поэт", как и его эквиваленты в современных европейских языках, может относиться к автору прозы или даже к человеку, который никогда ничего не сочинял. Можно, например, сказать: "в душе он поэт". Точно так же современные обозначения поэзии могут относиться к прозе, и наоборот. Например, можно сказать: "в этом романе много поэзии", "в этой поэме нет поэзии", "эта поэма - просто проза" и т.п. Ничего подобного нельзя было сказать на древнеисландском языке. Ни при каких условиях слово "скальд" не могло относиться к автору прозы или вообще к тому, кто не был автором стихов. Точно так же и слово "поэзия" (skбldskapr) могло относиться только к стихам. Все это проявление, с одной стороны, того, что резкая граница лежала между поэзией и прозой - между осознанным и неосознанным авторством, а с другой стороны, того, что, как уже говорилось выше, в поэзии авторство было осознанным только в отношении формы, но не содержания.
Те, кто изображаются в сагах как авторы стихов, т.е. скальды, раскрываются как личности не через свое творчество или свои стихи, а совершенно так же, как и прочие лица, упоминаемые в сагах. Прямые характеристики персонажей саг, подобные вводным характеристикам скальдов, приведенным выше, не столько раскрывают личность, сколько наклеивают на нее на всю жизнь определенную этикетку. Качества, перечисляемые в этих характеристиках, в общем довольно стандартны. Однако внешне качества обычно более индивидуализированы, чем внутренние, и в то же время внешние качества всегда в какой-то мере соответствуют внутренним. Так, слово "рослый" (mikill), которое особенно часто встречается, по-видимому, подразумевало также силу и храбрость. Характерно также, что важную роль играет упоминание о том, что данного человека любили или, наоборот, не любили, т.е. его оценка с точки зрения, которую невозможно принять за точку зрения автора. Прямые характеристики всего чаще вводят тот или иной персонаж, реже они даются в середине рассказа, в особо важный момент в жизни данного персонажа, иногда и в конце рассказа о нем. Но в общем прямые характеристики отнюдь не обязательны в сагах. [О характеристиках в "сагах об исландцах" см.: Hruby A. Zur Technik der islдndischen Saga, die Kategorien ihrer Personencharakteristik. Wien, 1929.]
Человек раскрывается в "сагах об исландцах" не в прямых характеристиках, а через его отношение к другим людям. Дело в том, что в сагах изображаются по существу не отдельные люди, а определенный вид отношений между людьми, а именно нарушение мира, распря, ее поводы, протекание и последствия. Если нет распри в тех или иных ее проявлениях, т.е. нет столкновений, убийств, сражений, тяжб и т.п., то нет и никакого рассказа в саге. Внутренний мир отдельного человека сам по себе никогда не изображается в сагах. Отдельный человек никогда не бывает в сагах наедине с самим собой, не произносит монологов, не анализирует своих переживаний, не рассказывает о них. Он раскрывается только в том, как складываются его отношения с другими людьми в распре. Обстоятельства распри описываются во всех подробностях, приводится дословно все, что было сказано людьми, рассказывается обо всем, что имело к ней отношение. Таким образом, и об отдельном человеке оказывается сообщенной масса фактов. Временами все сказанное им сообщается так подробно, как будто оно было записано на магнитофон, и создается впечатление, что изображается именно отдельный человек. Но это, конечно, иллюзия. На самом деле обилие фактов, сообщаемых в "сагах об исландцах" об отдельном человеке, участвующем в распре, - это результат того, что отсутствовал интерес к отдельной личности самой по себе. Человеческая личность была меньше выделена в представлении людей.