Мир Савойя. Зов тьмы
Шрифт:
Гам перерос в радостные восклицания и тосты, те обернулись песнями, и до позднего вечера народ гудел в стенах замка де Крафт. Расходились нехотя, и даже Ришар хотел нарушить извечное правило запирать ворота после наступления темноты, а горожанам находиться в домах, но правила безопасности бились в его теле вместе с кровью.
Подвыпившие солдаты бросили остатки стола на разграбление курам, люди, пожелав скорой свадьбы, десяток детишек и хороших урожаев отправились восвояси. А Ришар с Луной, наплевав на правила приличий ушли спать в одну комнату.
Чтобы быть разбуженными посреди ночи истошным криком:
— Савойя! На нас напали!
Глава
Франциск напился как свинья и заснул находясь между бедрами у одной из женщин, которые так восхищались костюмчиком Розы. В замке было множество уютных уголков и не используемых комнат, которые вполне годились для короткого свидания. Ему нужно было забыться после того, как он получил сообщение от Ханны, что больше она не может позволить себе встречи с ним и дочерью. По крайней мере не в этом году.
Поэтому крик, доносившийся со стороны внутреннего двора, Франциск в начале принял за отголосок пьяного кошмара и не сразу понял, что происходящее - реальность. Он вскочил, позабыв об одежде.
— Роза, — сорвалось с губ имя дочери. Она должна была быть в комнате в хозяйском крыле вместе с кормилицей. Женщина, с которой Франциск провел ночь, пошевелилась, перевернулась на бок, сонно моргая.
— На замок напали. Сиди в комнате, подопри дверь, — отрывисто бросил Франциск, выбегая прочь. Ему было все равно, что случится с его случайной пассией, всеми его мыслями завладело благополучие дочери. Он оторвал топор, украшающий стену, выбежал во внутренний двор. Здесь царил настоящий ад.
Сотни савойя заполонили двор. Они забирались на стены, лезли через канализационные стоки и врывались через окна, ломая прутья решеток голыми руками. Кто-то нарушил защиту замка, ведь огненные знаки не вспыхивали, оттесняя немертвых, не раздался сигнал тревоги, а бедняга Рик, который и закричал, разбудив тем самым замок, валялся мертвым. Анатоль выбежал из казармы, он поддерживал раненого Февра, у которого рука болталась лишь на сухожилии. Глаза некроманта почернели, и один из савойя сам напоролся на его меч. Франциск понимал, что если он сейчас не поможет, то обретет товарищей на смерть от клыков тварей. Эльф размышлял мгновенье, а затем исчез в воздухе, исчезнув из поля зрения савойя. Он бросил их, со всех ног устремившись в спальню дочери.
Предатель, дезертир, тварь, — всеми этими словами Франциск решил отругать себя позже, когда спасет ее. А сейчас он скользил в тенях, минуя опасных тварей и защищающих замок воинов. Дверь в комнату дочери была распахнута, как и множество других.
Не помня себя Франциск вбежал внутрь, в неярком свете магического огня лежало располосованное тело кормилицы Розы. Франциск перевернул все вверх дном в поисках дочери… живой или мертвой. Но Розы в комнате не было.
***
Смерть ворвалась в Замок у Аршарского озера. Сотни немертвых пришли поживиться самым дорогим, что было у Ришара. Они рвали на части его людей, нападали на немногочисленную прислугу. Молчаливый Том облил себя одним из экспериментальных зелий Ришара и теперь жег савойя голыми руками. Серые глаза слуги пылали яростно, а с пальцев срывался дым. Зелье Ришара так и не покинуло лаборатории, потому что со временем проедало кожу до костей. И эту муку Том сносил молча, оставаясь верным семье де Крафт до последнего своего вздоха.
Ришар не сомневался в причине появления савойя в своем замке, не знал он только, кто именно предал его и его людей. Ведь защитные заклинания, наносимые столетия, были стерты кем-то, кто знал замок как свои пять пальцев. Огненная плеть взвилась в руке, полосуя савойя, который подобрался близко к Анатолю и Февру. Кузен то и дело бросал обеспокоенный взгляд в ту сторону замка, где размещалась комната Алины.
— Сейчас ты ей не поможешь, — выкрикнул Ришар, вычерчивая вместе с кузеном смертельный огненный круг вокруг перекидывающегося Февра. Тот рычал и стонал, поврежденная рука не желала становиться лапой, но наконец жажда жизни зверя победила, и перед ними предстал волк в животной форме.
Он завыл, и ему ответили другие голоса, в которых не слышалось песни Лииса. Ришар предпочел полагать, что пасть альфы оборотней сейчас занята разрыванием глоток савойя.
— Она беззащитна, — Анатоль подумал о своей жене, ее нежных руках, не созданных для того, чтобы держать в них оружие. Алина наверняка в комнате одна, дрожит от страха, Анатоль боялся представить, что сделают с ней савойя, если доберутся. Савойя оцарапал его острыми когтями по предплечью, не закрытому доспехом. Анатоль снес ранение молча, молча же и прикончил тварь.
— Твоя женушка куда крепче, чем тебе кажется, — Ришар взмахнул мечом, пронзая шею кровопийцы, ударил другого ногой в спину, а затем обезглавил плетью. Спина к спине они боролись с немертвыми, позволяя Февру оправиться после трансформации.
— Где Луна? — спросил Анатоль, пользуясь одним из кровопийц как марионеткой, чтобы уничтожить других. Савойя не сразу признали в нем врага, и марионетка смогла успешно изуродовать двоих своих сородичей, и убить одного, прежде чем Анатоль приказал ей всадить меч себе в сердце. Напоследок кровопийца испепелил кукловода яростным взглядом, закричал проклятье, но руки его слушались некроманта и его силу, а что говорил рот – значения не имело. Из носа Анатоля поползла тонкая струйка темной крови, а пальцы начинали дрожать. Ришар уже видел его в таком состоянии, еще пол часа, и у него начнут чернеть конечности. Ответить на вопрос родича Ришар не мог, когда в замке началась мясорубка, Луна вскочила на мантикора и исчезла в том крыле, где находились казармы. Но в отличие от супруги Анатоля, Луна была воином, и Ришар верил, что с ней ничего не может случиться.
Громкий женский крик ярости прозвучавший вместе с бешенным рыком мантикора позволили Ришару удостовериться, что его воительница в полном порядке. Ее появление верхом на мантикоре, впереди небольшого отряда разной степени помятости мужчин заставило савойя позабыть о Ришаре и Анатоле и устремиться к ней, протягивая руки в желании заключить ее в смертельные объятья.
— Назови его имя! — кричали кровопийцы на разные лады.
— Назови его имя.
— Позови его.
Ночная тьма липла к Луне, заставляя мантикора в испуге крутиться на месте, северный ветер завывал, снося с ног. Он умолял Луну назвать имя Ледяного короля, который столь бережно поместил на ее языке. «Назови имя, и все останутся живы» — обещал ветер, но Луна не верила ветру, потому что знала, что живы остались уже не все. Она видела тела поверженных защитников замка, слышала плач женщин.
— Прочь из моего дома! — закричала эльфийка. Она была перемазана кровью мертвецов, ее ночная сорочка изорвана, а волосы взвивались змеями и светились. Луна вспомнила о ласковом летнем солнце, освещающем широкое поле, поросшее рапсом, и ударила этим воспоминаниям по глазам кровопийц. Тем показалось, что они находятся на свету, и закричали в ужасе, чувствуя, как солнце убивает их, прижимает к земле, напоминает, что нельзя им, мертвым, разгуливать под его лучами. Мантикор добивал ядом хвоста валяющихся на земле савойя, воины рубили им головы.