Мир Сердца
Шрифт:
Так, к своему облечению Арчибальд осознал, что его странное поведение списывают на действие этого своеобразного «причастия», но никак ни на его психологическую особенность сознания, которая вполне могла быть и врожденной патологией.
– Та девушка, она… – пытаясь ухватиться за обрывки ускользающих воспоминаний, проговорил Арчибальд, – она…
– Девушка?.. – удивленно помотал головой из стороны в сторону «маска», будто бы он был в состоянии вычленить ее силуэт из толпы, что их обоих окружала.
В то время, как собеседник предпринимал попытки отыскать партнершу своего друга, Император, всё еще продолжая пристально вглядываться в фигуру этого человека, заметил, как на нее накладывается силуэт той самой девушки, что предложила ему кувшин со снадобьем, которого никогда и не было. Этот образ стал безупречно черным, одновременно с этим взорвавшись феерией зеленых и фиолетовых оттенков. Вспыхнув, он исчез всё также стремительно, оставив в мозгу наблюдателя образ Богини, что, улыбаясь игриво, прижимала указательный палец к своим красным губам.
– Наверное эта шлюха… – рассмеялась «маска», – уже обслуживает кого-то другого!
Не найдя подруги своего «сердечного друга», он продолжал неестественно хохотать над своей собственной шуткой, параллельно трогая своих кавалеров во всё более и более откровенных местах.
– Прошу меня извинить… – не в силах более выносить присутствия своего «друга», бросил Арчибальд. Собрав все свои силы, он, гордо выпрямившись, смог каким-то чудом проскользнуть через своего «друга» и его гарем, и, быстрым шагом пройдя целый лабиринт из коридоров с совокупляющимися мужчинами и женщинами, Император все-таки достиг относительно обособленного и уединенного балкончика, до которого, тем не менее, хотя и более приглушенно, продолжали доноситься непристойные звуки. Не обращая на них никакого внимания, Арчибальд со слезами на глазах, запрокинув голову, уставился на горящие разными цветами переливающиеся звезды. Они, будто бы покачиваясь на волнах отливающего радугой поверхности океана космоса, уже нашептывали своему благодарному слушателю и зрителю песню о настоящей трагедии, что уже произошла, хотя она развернется еще только в далеком будущем, спустя три столетия после смерти императора и всех, кого он любит. Помешать этому процессу даже великий правитель был не в силах, но он мог разделить всю ту боль, что прямо сейчас, несмотря на расстояние в несколько сотен лет, те страдания, которым подвергалась его собственная страна, разрываемая противоречиями и врагами, что хотели уничтожить ее непорочность и красоту.
32. Энни чувствовала, как всё нутро ее разрывается изнутри от ярости зверя, который буквально как будто бы сам стал ее неотделимой частью, и, благодаря этому сомнительному преимуществу, можно было даже прочувствовать всю его ненависть, всю пустоту этого существа, которое пыталось надругаться над ее телом и душой.
При этом всё это было скорее даже исключительно эмоционально окрашенное состояние, поскольку физически ее тело практически ничего не ощущало и представляло собой скорее безжизненную куклу, которую бездумно пыталось случить животное, абсолютно ничего не испытывающее в плане эмпатии ни к объекту своего вожделения, ни даже по отношению к самому себе.
С застывшими слезами на глазах Энн представляла собой сейчас лишь призрак, пустую оболочку, в которой обнаруживший себя наблюдатель задавался раз за разом, казалось бы, простейшими вопросами, на которые не находил ответов. Он видел эту картину прямо сейчас, как будто бы это даже не было почти два десятилетия назад: мать девушки, уже пожилая, но при этом сохранившая свою силу и ум женщина с острова Утконоса, унижаясь, стоя на коленях, умоляет людей в форме пропустить их через транзитную зону аэродрома, где совершил жесткую посадку их вертолет, один из немногих, что успел каким-то чудом ускользнуть с их острова во время проведения Мировых Игр, после которых границы были закрыты окончательно. Этот же наблюдатель ощущал всю безысходность, всё унизительное положение гордого человека, чей род Шаманов был всегда уважаем на родном острове. Однако, из-за предательства Вождя, за последние полвека шаманы стали изгоями, и настал роковой час, когда было принято решение истребить всех, даже самых дальних их родственников по крови. Так женщина, заклейменная «шаманом», спасаясь от ужасов, учиненных собственным народом, унижалась уже на чужой земле, куда она сама никогда не стремилась, но только для того, чтобы спасти свою дочь, которая еще не особенно понимала, что происходит, но, тем не менее, любознательно смотрела по сторонам, то и дело натыкаясь то на рыдающее лицо матери, то на дула автоматов, что были направлены в ее сторону.
С другой стороны, спустя пару декад лет, когда Энн была уже повзрослевшей девушкой, она уже наблюдала видение иного рода. Заключалось оно, с одной стороны, в ее насилуемом теле, со стоящей рядом с ней на коленях матерью, образом прошлого, с другой же стороны, был виден целый поток здоровых соплеменников, которые беспрепятственно выбегали на улицы столицы, что приняла их. Оружие же, которым угрожали в свою очередь ее миролюбивой матери, было как-то постыдно опущено охранителями порядка, в то время как ее «братья», среди которых Энн не заметила ни одной женщины, с грязными криками и пошлыми лозунгами прыгали, гогоча, на камеры снимающих их репортеров с обещанием дословно: «в*****ь» приютивший их остров как следует.
Унижение старой женщины острова Утконоса, которая оставила львиную часть здоровья в лагерях для беженцев, а также безнаказанность целого потока молодых зверей, которых и людьми-то можно было назвать с натяжкой, – потерянного современного поколения ее острова, представляли собой вопиющий контраст, высвечивающий тотальную несправедливость, которую Энн не могла никак принять! Почему она, что стала успешным человеком, и ее мать, что работала как проклятая, чтобы ее дочь смогла стать достойной частью цивилизации, должны были проходить через ад неизвестности с угрозой быть депортированы назад и там быть убитыми Вождем и его приспешниками? И даже это Энн могла принять и жить спокойно дальше! Но почему те, кого она при всем своем желании не смогла бы никогда назвать своими «братьями», сейчас наводняли ее новый дом?! Чтобы и здесь устроить тот кошмар, что сейчас творился на ее родном острове?! Это просто немыслимо! Это было выше ее сил! Энн ощущала испепеляющую ярость, которая клокотала внутри, в то время как она хотела схватить за голову этого зверя, что измывался и над ней, и над ее матерью, и над ее островом, а теперь над ее новой родиной и расколоть надвое, как пустую ореховую скорлупу. Энн готова была голыми руками разорвать на части эту уродливую физиономию с бессмысленным взглядом, но она физически пока не могла этого сделать. Девушка ощутила, как ее внутренности будто бы начинают сгорать и, плавясь, превращают ее саму в спящий вулкан, который должен был вот-вот извергнуться. И вот, когда морда зверя, который похотливо высунул свой белый язык, вновь оказалась напротив лица Энн, она будто бы превратилась в гигантское жерло, что неумолимо исторгло из себя черную вязкую жидкость, настоящую магму, выражение ее чувств и переживаний, окатив зверя с головы до ног. Тот же, в ужасе отпрянув, стал судорожно тереть морду, которая, как показалось Энн, начала таять на глазах, но, в чем она была точно уверена, так это в том страхе, что выражали его глаза, которыми он более не смел взглянуть на свою «сестру» без полного осознания того, что сделал, и что она придет за ним, рано или поздно, хочет он того или нет.
33. Император, облокотившись, пытался унять свой желудок, который, казалось, был бездонным, и что уже на протяжении получаса извергал из себя потоки мутной жидкости.
– Вот ты где! – похлопав по плечу своего «друга», расхохоталась «маска», появившись так же внезапно, как и исчезла ранее из поля зрения императора.
Один этот маленький, но весьма характерный и показательный жест с фамильярным обращением всколыхнул целую волну эмоций в императоре, которые он еще не испытывал, казалось, никогда в своей жизни. Даже когда он сам шел в битву, даже к самому заклятому врагу и противнику, он не испытывал столько ненависти, как к этому тщедушному человечишке, который из-за всего лишь одного сказанного лишнего слова рисковал тем, что Арчибальд просто бы задушил его прямо здесь и сейчас.
– Неважно выглядите, хотя, полно уже!.. Главное, что вы так и не ответили на мое предложение! – рассмеялась «маска», не обращая совершенно никакого внимания на то, что его так называемый «друг» даже и слова не успел вставить, – я хотел поделиться с вами своими соображениями насчет наших островов, и как можно было бы использовать варваров Змея в наших общих целях…
Арчибальд ощутил, как подходит к кульминации как сам вечер, так и непосредственно этот разговор, от результата которого будет зависеть не только его собственная жизнь и возможность физически покинуть стены особняка, но и судьба всей цивилизации.
– И какие же это цели? – пытаясь изо всех сил собраться, спросил император.
– О, ничего серьезного! Просто мы с партнерами решили, что можно было бы использовать этот народец для решения некоторых накопившихся… ммм… вопросов.
– Могу я узнать, что это за вопросы? – уже понимая, к чему ведет его собеседник, всё же решил уточнить политик.
– Например, для решения вопроса о… так скажем, урегулировании местных конфликтов, а также для разрешения кризисных ситуаций, связанных с рабочей силой, тем более, что можно еще использовать…