Мир Сердца
Шрифт:
Император хотел разорвать само пространство вокруг, чтобы вырвать из будущего это лекарство и дать его своему ребенку, прямо сейчас, чтобы излечить его. Он уже видел, как заветный бутылек с антидотом уже появился прямо у его глаз, но что-то удержало его руку буквально в паре миллиметрах от него. Путник успел остановить себя, не коснувшись, будто бы увидев, как перед его глазами вспыхнула переливающаяся надпись на всех языках, которая была выражением его собственных опасений, ведь если так просто можно взять что-то из другого времени и пространства, если вообще убрать эти условности, то в чем вообще смысл всего того, что я делал?..
– Просто распаковывал во времени потенцию пространства? – непонятно откуда взявшимися терминами
– Что вы хотите сказать этим? – повторил интервьюер, глядя прямо на спасителя, который, в свою очередь, сам всматривался прямо в зеленоватый дым, что заменил собой всё пространство вокруг. Среди его клубов проступал сверкающий лиловыми молниями фиолетовый рисунок, сформировавший образ вопрошающего, который терпеливо повторил вновь, – что вы хотите сказать этим? В чем смысл вашего высказывания?
Грегори сидел в кресле и не находил адекватного ответа. То, что он так заранее подготовил в качестве заявления и своей речи, и так хотел всем сердцем выразить, на самом деле не имело никакого значения и было фактически неважно в контексте всего процесса познания, который разворачивался прямо сейчас. Всё и так уже существовало, а говорить, что он просто заново открывал уже существующие вечные истины, было глупо, поскольку не сам он делал это, но кто-то другой.
– А кто же тогда? – улыбнулся с хитрецой в глазах интервьюер, который тем самым заставил Грегори впасть в подобие паники, а затем точно так же быстро и расслабил его, ведь Грегори вспомнил, с кем говорит на самом деле. После этого он, закрыв глаза, уже перенесся из кресла на ковровую дорожку, на которую он всё еще не решался ступить, боясь физически за свою жизнь, ведь мозг только и кричал о том, что у него еще есть пара часов до конца, до премьеры, и он может еще сбежать из страны, улететь с этого северного острова, но он, пропустив себя через этот удивительный опыт, открыв глаза, лишь улыбнулся своим страхам буквально в лицо и безбоязненно переступил через красную черту в своем уме, что отделяла его от собственного выдуманного образа, который долго мялся перед тем как войти, еще не понимая, что его выбор давно сделан той, что, хохоча, сидя напротив, по-доброму потешалась над выдуманными дилеммами писателя.
29. Харт стоял у двери в кабинет, но, еще на подходе, не дойдя до него всего пару метров, уже успел ощутить такой страх и напряжение, что, казалось, стоит ему войти в эту дверь, обратно он уже выйти не сможет. У него даже возникло желание просто развернуться и убежать, даже несмотря на то, что весь коридор был усеян камерами, и кое-кому подобное поведение ох как не понравится.
– Решено!.. – Харт уже было сделал шаг в сторону, но в тот же самый момент дверь перед ним распахнулась, как это частенько бывает в моменты сомнений, сама собой.
– О, господин Харт, проходите, Высший Советник уже ожидает Вас! – пролебезила одна из административных крыс, так, по крайней мере про себя, охарактеризовал своего коллегу Император, что так же внезапно, как и появилась из-за двери, скрылась в лабиринте коридоров дворца. Вполне возможно, подобное пренебрежительное отношение было вызвано отнюдь не ловкостью карьериста–приспособленца, но самими глубинными противоречиями в уме Императора, который слегка вспотевшей ладонью потянулся к ручке уже успевшей захлопнуться двери, ощущая как тик невидимых часов в его голове стучал всё громче, одновременно с тем, как сами щелчки, которые эхом разносились по его сознанию, замедлялись до тех самых пор, пока государь уже уверенно не сжал ручку, и, повернув которую, заставил раздаться последний, самый резкий звук.
По коже путешественника пробежал холодок, ведь, несмотря на этот знаменательный рокот, дверь, что была перед ним, не поддалась, напротив, она оставалась всё такой же неприступной, как и раньше.
– Но как же так?! – испуганно подумал наблюдатель, – она ведь должна была открыться! Обязательно должна отвориться! – повторил он про себя, чтобы закрепить собственную неуверенность, затем с ужасом предположив, что он каким-то образом сломал само время своей беспредельной наглостью. Оглянувшись по сторонам коридора, который как будто бы ожил и превратился в наслаивающиеся на реальность джунгли из лабиринта геометрических фигур, он все-таки смог различить те самые часы, которые, как он предполагал, сломались, и которые замерли в одном недвижимом положении.
Чуть приглядевшись и затем подойдя поближе, к своему величайшему удивлению наблюдатель заметил, как под самими стрелками происходит какое-то движение. Сосредоточившись еще немного, он различил, что круглый циферблат представляет из себя экран, по которому двигались объемные изображения. Среди прочих – переливающиеся узоры, составлявшие саму основу этого механизма, вырисовали фигуру странника, который спиной стоял к наблюдателю и, подобно ему самому, точно так же смотрел на циферблат уже собственных часов. Ощутив, как кто-то буквально испепеляет его затылок своим взглядом, наблюдатель не смог устоять и резко обернулся.
– Что-то не так? – осведомился интервьюер.
Грегори, еще некоторое время пытаясь различить нечто вполне определенное, глядя назад через свое собственное плечо, медленно повернулся обратно к своему собеседнику.
– Нет, всё так, как и должно быть.
Пока он совершал это краткое движение, студия, где проходила запись интервью с набирающим популярность писателем, превратилась в открытую площадку. Стулья исчезли, уступив место двум небольшим кочкам, располагающимся с двух противоположных сторон разделяющего их гигантского белого дерева, с которого уже готовы были сорваться на землю созревшие лиловые плоды знания.
Путник, что располагался на одной из этих кочек, соскочив с нее, в полете сорвал плод, что был настольно сочным, что чуть не лопнул в его ладони, после чего, ловко обогнув огромное древо по его крепчайшим веткам, уже свесился вниз головой по направлению к сидящему на второй кочке древнему старцу с длинными белыми дредами, заплетенными красными перьями, предложив свой дар.
– Будешь?
Тот, лишь слегка улыбнувшись, отрицательно покачал головой.
– Ну, как хочешь, – похихикала фея, открыв рот и вонзив свои маленькие зубки в плод, что тотчас же лопнул и стал прожигать своим соком само пространство, обнажая голографический скелет, на который было нанизано само время и пространство, что становились лишь дымом, рассеивающимся следом от двух сидящих друг напротив друга существ, которые отражались во все стороны обозримого пространства своими образами. Блистающие своим сознанием и энергией, эти силуэты образовывали целую сетку – самое настоящее жемчужное ожерелье на шее Богини.
Между ними горел маленький огонек, который, поднявшись чуть повыше, достиг такого угла зрения по отношению к каждому из наблюдателей, что складывалось впечатление, что эта вспышка находилась прямо меж глаз каждого из этих существ. Они будто бы сами проникли внутрь этого ярчайшего шарика, внутрь сознания своего собственного отражения, развернув предельный потенциал их фантазий, позволив тем самым уже самой сети вокруг вновь начать наслаивать на себя всевозможные образы. Оно превратилось в самое настоящее меню из переживаний, где молодой человек в компании своей подруги уже внимательно изучал эффекты блюд, которые они закажут. Остановившись на одном из них, он, к своему изумлению, уже понял, что уже не то, что даже просто заказал, но уже и употребил его в пищу, и уже несся через само пространство в прошлое, в полете выхватывая из пустоты копье и вонзая его в своего недруга под радостные возгласы и выкрики своей семьи, что приветствовала своего сына-победителя, которого они смогли спасти от самой смерти с помощью горсти монет и мастерства величайшего мастера Магии всего острова, поклоняющегося Черному Мотыльку!