Мир Сердца
Шрифт:
17. – Но разве это может служить хоть каким-либо серьезным доказательством? – с удивлением переспросил интервьюер, с полностью наигранным интересом, который, тем не менее, являл собой не самый плохой инструмент для поднятия рейтингов.
Писатель же, с некоторым разочарованием, но в то же время и пониманием, подбирал аккуратно слова, так, чтобы не только обозначить свою позицию, но и чтобы она оказалась доступна для понимания уважаемых слушателей. Проговорив это всё про себя, он не сдержался от улыбки и продолжил: – Что ж, давайте тогда я всё же кое-что проясню.
18. Энни бежала сквозь улицы просыпающегося города, ощущая то брызг капель воды, то одновременно ощущая, как находится посредине огромной бескрайней пустыни. По ощущениям одновременно она также буквально пролетала через жизни тысяч, миллионов людей различных эпох, слыша миллиарды различный лживых и правдивых историй на всех человеческих языках, которые, одновременно сливаясь в единую музыкальную
Таким образом, периодически то разрываемая голосами, то умирающая от высасывающей саму жизнь тишины, Энн бежала всё дальше и дальше, ощущая то, как она плывет по волнам, подобно кораблю первооткрывателя; то, как превозмогая жажду, пересекает огненную пустыню, пытаясь достигнуть своей цели, которая в конечном итоге может оказаться не более чем подлым миражом, что, парадоксально, может быть самой ценной правдой для человека. Казалось, сейчас ей открываются все знания о мире, они буквально подбрасывают ее тело и дух, проверяя на прочность и первое, и второе. И хотя во многих культурах те молекулы, что блуждали в ее организме, были названы самим дьяволом, а во многих уголках современного мира нещадно клеймились и уголовно преследовались, Энни знала, что несмотря на всю угрозу, которая шла и от самих энергофруктов, и от мира, в котором она сливались с ними, а возможно даже становилась самой их частью, лишь одним из отражений их бесконечной мудрости, несмотря на всё это, она знала, что иначе и быть не могло, и то, что она сейчас испытывала, и то, что несла этот груз знаний в и так переполненном информацией пространстве северной столицы Конгресса. Весь этот мегаполис, со всеми своими узлами переплетенных судеб, когда-то был домом для человека, что заново переоткрыл, возродив из веков мракобесия настоящую Человеческую Цивилизацию, являл собой неотвратимость, которую следовало принять, и во что бы то ни стало постараться сохранить свой разум, по крайней мере, пока ее задача не будет исполнена. Но как девушка узнала бы, что действительно достигла всего того, что должна была сделать? Как она должна была изменить весь мир, только лишь догнав дикаря, который чуть не убил ее возлюбленную? Каким образом она, даже имея все свои знания, всю свою историю, да и всего человечества, могла исправить это дикое, даже не животное, но что-то куда менее разумное? И даже, если у нее это получится, разве ад вокруг прекратится? Разве не был ее нынешний побег лишь бесплодной попыткой самооправдания? Разве это было не бездарным актом творения, частью которого она осознавала саму себя, ведь если бы это действительно было так, если бы мир взаправду был преисполнен разумом, разве потребовалось бы так ухищряться в подобном безжалостном спектакле, где на кон были поставлены судьбы людей, а финальный итог всей пьесы – неизбежная смерть всех актеров? И, как следствие, неизбежное поражение и потеря всего? Энн не знала ответа на этот вопрос, но чувствовала, как на ее глазах выступили слезы, и она, хотя и фокусируясь на убегающей пылающей точке, не отвлекалась на все те ощущения, что щекотали ее кожу и нервы, всё же будто бы видела вереницы людей, а точнее, призраков вокруг себя, что уже давно умерли и были лишь тенями, бесконечным напоминанием бесполезности всего, чем она была занята, ведь даже в будущем нет спасения, так как сама девушка станет точно такой же бесплотной сущностью, которая не найдет покоя и будет лишь бескомпромиссным доказательством, уроком остальным, заключающимся в том, что эту партию у жизни невозможно выиграть никогда.
– Так как, каким образом?.. – Энни, чувствуя, как с каждым шагом эти мысли, подобно свинцу на плечах, придавливают ее к земле, как она должна была еще иметь энергию на то, чтобы сделать хоть что-либо с этим безумным существом, что убегало от нее?
И тут среди скрежета мертвецов вокруг, которые превратились в единый монолитный узор лиловой смерти, который сверкал вокруг нее, подобно микросхемам безжизненного компьютера, раздалась волшебная прекраснейшая музыка, которая также была частью этой величественной архитектуры бытия, что разворачивалась вокруг нее. Энн видела уже перед собой не какой-то фантом, а вполне конкретную цель, которая вырисовалась в силуэте близкого ей человека ее родного племени шаманов, которого, хотя она никогда и не знала, но частью которого была всегда, который в своем образе объединял всю ту симфонию, что слышала она вокруг себя. Улыбаясь, Энн протянула руку, будто бы в ответ на это приглашение слиться с ними в бесконечном экстазе объединяющего их безмолвного знания, которое и единственно было реальным во всем мироздании.
Энни, увидев улыбку старого друга, которая впервые отразилась на ее собственных губах уже безо всяких рефлексий и сомнений, подпрыгнув, понеслась навстречу этой протянутой руке, в которой оказался нож, а лицо ее сердечного вечного спутника оказалось всего лишь маской того, кого, как ей казалось, она преследовала целую вечность. Энн, вернувшись вновь на свое место на шахматной доске своего мира, подпрыгнула, оторвавшись от земли, тем самым заставив свою жертву напрочь позабыть о ее обнаженной плоти, потому что девушка стала неотразима, подобно удару молнии, подобно гигантской сияющей змее, в которой выразил себя целый мир, что своими бесконечными узорами оплелся вокруг своей жертвы и, начав душить, повалил ее на землю, не оставив никакой надежды на хоть какое-то сопротивление. Вся индивидуальная история вмиг испарились, оставив место лишь пониманию того, что, если ты попался на глаза этой воистину всемогущей змеи, то спастись от ее испепеляющего знания уже не получится, поскольку и за тысячу жизней невозможно уже будет забыть свет знания, который она неизбежно принесет вместе с собой.
19. – …И поэтому наш поход просвещения всего мира войдет в историю как величайшее достижение не только нашего века, но и всей истории планеты! Это будет безусловный триумф не только Первой Свободной Республики, но и всех без исключения островов, которые наконец вырвутся из пучины мрака к свету разума!
Толпа взорвалась овациями, а оратор, протянув обе руки к благодарным подданным, обнимая будто бы всю площадь, что растилалась перед ним, подобно любящей женщине, любил ее со всей страстью, на которую только было способно его сердце.
В этот, казалось бы, благоприятнейший и самый желанный для любого человека момент, Император, что стал настоящим фаворитом фортуны, самой жизни, ощутил, как вновь время вокруг него как будто бы замедляется, отрезая его от полнейшего триумфа разума, от победы человека над толпой, от победы самой эволюции перед мраком невежества. Это было необычайное состояние, которое уже доводилось испытывать Арчибальду. Как ни изучал он древние работы по алхимии, философии и мистике религий разных просвещенных и не очень народов, находя упоминания о похожих состояниях сознания, Император не мог не отметить большую пошлость описания и сравнения их то со «снами наяву», а то и просто чудесными сновидениями, которые были самыми настоящими откровениями свыше.
Нет, это состояние нельзя было ни в коей мере сравнивать с состоянием забытья, которое иногда вырисовывало причудливые картины снов. Скорее, весь мир сам становился миражом, в то время как нечто внутри или снаружи, а может и одновременно в обоих состояниях, становилось наблюдателем драмы жизни, отмечая всю несостоятельность картины действительности, которая казалась такой правильной и трагично неизбежной сама по себе. Таким же образом прямо сейчас император, а точнее тот, кто наблюдал изнутри как за ним самим, так и площадью впереди, расширялся в своем наблюдении еще дальше, развертываясь далее столицы, перепрыгивая на соседние острова и страны, выходя за пределы планеты и целых звездных систем, превращаясь на горизонте познаваемого в бесконечно малую величину, стягивающуюся к точке в пространстве, которую действительно можно было поместить на кончике императорской шпаги. Всё это бесконечное пространство было не более массивным, чем самая легкая фантазия, которую наблюдало существо, а возможно группа существ, что с невыразимым спектром эмоций наблюдали за происходящими событиями на сломе эпох человечества, что было, впрочем, не более, чем шуткой для этих наблюдателей, что существовали в переливающемся геометрическими узорами измерении, где в каждом отдельном рисунке, что менял свою форму, отражались не то что столетия человеческой истории, но каждая отдельная жизнь, начиная с самого малого атома и заканчивая колоссальными сущностями, что включали в свои тела целые вселенные со всевозможными световыми годами, пути которые неслись передающимся друг другу светом звезд, подобно кровеносной системе внутри еще больших по масштабу сущностей.
Понять этих настоящих небожителей, хотя и жили они не на небе, а там, где само небо было не более чем плоским изображением, было сродни тому, как если бы маленький муравей, целиком погруженный в работу своей колонии, попытался бы различить и проникнуть в суть политических интриг сильных мира сего, которые сами по себе были настолько непостижимо огромными, что даже идентифицировать их для крохотного насекомого было невыполнимой задачей.
И вот, находясь в этим пространстве, созерцая свою собственную фантазию, один из наблюдателей, уже поделившись своим опытом со своими соратниками, уже заканчивал свой рассказ, и, буквально за мгновение до его окончания, Император вновь смог ускорить время, которое, наоборот, замедлилось для этих существ. Этого на первый взгляд совершенно незначительного момента хватило для того, чтобы вновь осознать, что и для государя, и для всего человечества предстоят еще тысячелетия, если не миллионы лет развития, которые, хотя и были уже отсмотрены заранее его внутренним зрителем, для самого же актера на сцене жизни были величайшим секретом, самым настоящим приключением, целью которого было понять не столько, чем же всё закончится, сколько осознать в полной мере, с чего же всё это началось.
Однако, когда мембрана, отделяющая сознание отдельного героя от его творения, всё же уплотнилась достаточно, чтобы Арчибальд вновь поверил в то, что он и его мозг являются генератором видений, а не наоборот, он со всей силой и энергией, которой обладала его душа, вновь обратился к своим подданным, обещая им новую эпоху свободы и прав личности, которую он, как казалось, обрел, благодаря многочисленным часам умственной деятельности, что на самом деле было чистым откровением универсального знания, которое являлось единым источником всего живого, а также универсальным принципом, по которому структурировалась любая гармонично развивающаяся жизнь в этой реальности.