Мир в латах (сборник)
Шрифт:
— Ну конечно же, верю.
— Тогда наше собрание, — сказал епископ, передавая гостям мороженое и рюмочки с ликером, — это настоящий вечер разочарований. Марсиане не откроются нам просветленным, чтобы мы их спасли.
Многие заулыбались при этих словах.
— …и Второе Пришествие Христа, таким образом, отложится еще на несколько тысяч лет. Долго ли нам ждать, о Господи?
— Что касается меня, — заявил юный отец Наивен, — я никогда не мечтал о том, чтобы быть Христом во время Второго Пришествия. Я всегда, от всего сердца, хотел встретиться с ним. Я думал
— Чтобы быть для Него, так сказать, уже своим, в случае Его появления? — добродушно предложил рабби.
Молодой священник ухмыльнулся и кивнул. Остальные ощутили желание подойти и прикоснуться к нему, потому что он затронул в каждом какие-то давно забытые прекрасные чувства. Они ощущали в себе необыкновенное умиротворение.
— С вашего позволения, господа, — сказал епископ Келли, поднимая бокал, — за первое пришествие Мессии или Второе Пришествие Христа. Может быть, это нечто большее, чем просто глупые древние фантазии.
Все выпили и некоторое время молчали.
Епископ высморкался и протер платком глаза.
Остаток вечера прошел как множество других вечеров, которые вместе с рабби проводили протестантские и католические священники. Они играли в карты и спорили о святом Фоме Аквинском и сдались под напором неотразимых, логически отточенных аргументов рабби Ниттлера. Они обозвали его иезуитом, выпили по последней перед сном чашечке и прослушали по радио последние известия:
— …высказываются опасения, что марсианин чувствует себя в нашем городе, как в ловушке Всякий, кто его встретит, должен отвернуться и дать ему пройти. Судя по всему, им движет чистое любопытство. Нет никаких оснований для тревоги. Из этого вытекают наши…
Направляясь к выходу, священники, служители и рабби обсуждали переводы, которые они делали на разные языки из Старого и Нового Заветов. Именно тогда отец Найвел всех удивил.
— А знаете ли вы, что меня однажды попросили написать сценарий по Евангелие? Им нужна была концовка для фильма.
— Но ведь, — запротестовал епископ, — у истории жизни Иисуса только один конец!
— Но, Ваше Святейшество, четыре Евангелия рассказывают ее по-разному. В каждом из них свой вариант. Я сравнил их все и пришел в возбуждение. Почему? Потому что вновь открыл для себя нечто, что почти забыл. Тайная вечеря не была последней вечерей!
— Боже мой, а какой же тогда?
— Первой из нескольких, Ваше Святейшество. Первой из нескольких! После распятия и погребения Христа разве не ловил Симон, называемый Петром, вместе с другими апостолами рыбу в Галилейском море?
— Ловил.
— И разве не попалось в их сети невероятное количество рыбы?
— Попалось.
— И разве не увидели они на галилейском берегу бледный свет, не пристали к берегу в этом месте и не увидели раскаленные добела угли, на которых жарилась свеже-выловленная рыба?
— Да-да, да, — подтвердил преподобный Смит.
— И здесь, в мягком сиянии древесного угля, разве не почувствовали они Присутствие Духа и не
— Так и было.
— И когда они не получили ответа, разве Симон, называемый Петром, не прошептал: “Кто здесь?” И когда неведомый Призрак на берегу озера протянул руку в огонь, разве не увидели они на ладони этой руки рану — там, куда был вбит гвоздь?
— Они хотели было убежать, но Дух заговорил и сказал: “Возьми эту рыбу и накорми ею братьев”. И Симон, называемый Петром, взял рыбу, что жарилась на раскаленных добела углях, и накормил апостолов. И едва различимый призрак Христа сказал тогда: “Примите мое слово и несите его среди народов и проповедуйте миру прощение грехов его”.
— И затем Христос оставил их. В моем сценарии Он шел вдоль берега озера к горизонту. А когда кто-то направляется к горизонту, он кажется возносящимся, не так ли? Поскольку земля приподнимается с расстоянием. И Он шагал вдоль берега, пока не превратился в светлую пылинку, где-то далеко-далеко. А затем исчез, и они Его больше не видели.
— А когда над этой древней землей взошло Солнце, все эти тысячи отпечатков ступней — цепочку Его следов вдоль берега — стал сдувать утренний ветерок, и скоро от них не осталось ничего.
— А апостолы оставили пепелище от костра рассыпаться на искорки и удалились прочь, ощущая на своих устах вкус Настоящей, Последней и Истинной Тайной Вечери. И в моем сценарии я заставил камеру подниматься ввысь, высоко над их головами, чтобы видна была пустынная земля и группа апостолов, одни из которых двигались на север, другие на юг, иные на восток, дабы поведать миру то, что должно было рассказать про этого Человека. А их следы, расходящиеся от места костра, как спицы огромного колеса, заносил песком утренний ветерок. И начался новый день…
Юный священник стоял в центре своих друзей, щеки его горели, глаза были закрыты. Внезапно он встрепенулся и открыл глаза, как бы вспомнив, где он находится.
— Простите.
— За что? — воскликнул епископ, моргая и вытирая глаза тыльной стороной ладони. — За то, что дважды за вечер вы заставили меня плакать? Как можно помнить о себе, когда видишь вашу любовь к Христу? Боже, вы снова вернули мне Слово, тому кто знает Слово уже тысячу лет: вы освежили мне душу, добрый молодой человек с сердцем мальчика. Рыба, съеденная на галилейском берегу, действительно Настоящая Последняя Тайная Вечеря. Браво. Вы заслуживаете встречи с Ним. Будет справедливо, если Вы сподобитесь быть свидетелем Второго Пришествия.
— Я не достоин, — ответил отец Наивен.
— Как и все мы! Но если бы можно было торговать душами, я заложил бы свою в это самое мгновение, чтобы одолжить взамен вашу свежесть чувств. Еще один тост, джентльмены. За отца Найвена! А теперь доброй ночи, уже поздно, доброй ночи.
Все выпили и стали расходиться. Рабби и протестантские священники ушли вниз по склону холма к своим святыням. Католические священники задержались на секунду у дверей своего храма, чтобы бросить последний перед сном взгляд на Марс, этот странный и чужой мир, над которым дул холодный ветер.