Мир в моих руках

Свительская Елена Юрьевна

И я прыснула от удовольствия: моя работа, молодец я.

— Да она над нами ещё и смеётся! — истерично взвыла директриса, — Ах, что за ребёнок! Что за девчонка-то?! Ладно бы ещё мальчишка был: эти вечно с расквашенными носами ходят… даже во время моей молодости, но девчонка… Ах, куда катится мир?!

Папа Кирилла — мужчина лет эдак сорока-сорока пяти, подтянутый, коренастый, задумчиво разглядывал мои руки с исцарапанными и разбитыми пальцами. Когда директриса картинно полезла в ящик стола за лекарством, Степан Фёдорович сказал, обращаясь ко мне:

— Когда

кулаком бьёшь, большой палец должен быть снаружи сжатых четырёх, а то сломают. И вообще, надо удары наносить прицельно, а не потому, до чего дотянешься. А то вон как кожу на левой руке ободрала.

Впервые за всё время я смутилась и стыдливо убрала повреждённую руку за спину. Такой мужчина и мой способ драться отругал! Мне надо учиться драться получше…

Директриса выронила бутылку с лекарством… Та упала… разбилась… капля попала мне на губу… я слизнула… Оказалось, сироп… Степан Фёдорович бросился собирать осколки, палец порезал. Моя мама засуетилась. Он засмеялся, мол, подумаешь, какое боевое ранение! Но от моей мамы не сбежать, если она серьёзно настроена! Тем более, что порезался он сильно: кровь так и текла, густо-густо! Потому под удивлёнными нашими взорами мама при помощи какого-то заговора в полминуты устроила так, что кровь перестала течь, а потом, проводя вдоль раны указательным и средним пальцем, сделала так, что края раны быстро затянулись. Я гордо глянула на Кирилла. Видал, какая у меня мама?! А у тебя такой нет!

После того, как с раной стало лучше, Степан Фёдорович предложил взрослым кое-что обсудить наедине. А на нас мрачно посмотрел. Мол, смотрите у меня: кто будет драться, я за себя не отвечаю. Потому мы тихо и прилично вышли в коридор, подальше от двери. Хотя безумно хотелось подслушать, о чём они там шушукаются. Но мы же гордые! Мы не будем!

Хотя была перемена, коридор вокруг нас быстро опустел. Мы стояли у окна и гордо молчали.

— И что, они всегда теперь будут испаряться при нашем появлении? — задумчиво сказал Кирилл, провожая взором очередных трусов.

— А что? — спросила я небрежно.

— Приятно просто, — мальчишка зловеще ухмыльнулся, — Век бы любовался.

Заинтересованно уточнила:

— Тебя из прежней школы за драки выперли? Или вежливо попросили удалиться?

Кирилл задумчиво почесал бровь:

— Да просто папа решил, что так будет для меня лучше. Эх, а я только-только там Королём стал.

— Кем? — ахнула я.

— Самым главным бандитом, — он приосанился, — Это, правда, была отдельно начальная школа. Но если я буду и дальше усердно тренироваться, то ученики из средней или из старшей школы будут мне не помеха.

— Слышь, у тебя мания величия. Тебе нос о потолок не жмёт, а?

— Опять нарываешься? Синяков мало?

— Думаешь, испугаюсь?

— Да не… — Кирилл окинул меня пристальным взглядом от головы до ног, — У такой дуры чувство страха полностью атрофировалось.

— Гляди, эта мелочь опять петушится! — хмыкнули в другом краю коридора, — Мало им разговора с директрисой.

Когда наглый семиклассник

подошёл к нам, чтобы «получше швабру рассмотреть», я подставила ему подножку. И он растянулся на грязном линолеуме. Вскочил, зверея. Подскочивший Кирилл ему руку завернул так, что парень взвыл.

— Свали, а? — вкрадчиво предложил мой одноклассник, — Нечего младшеклассников обижать!

— Да вы сами кого хош обидите! — простонал парень.

И, будучи отпущенным, быстро свинтил в направлении столовки. Под видом, что проголодался, но мы то понимали, что он просто хотел оказаться от нас подальше!

— Мы как настоящая банда! — отметила я жизнерадостно.

— Нет уж, я — воин-одиночка, — мрачно возразил Кирилл, — Я баб ненавижу: от вас слишком много шума.

— Тебе, случаем, уши не мешают? Оторвать?

— Слушай, будешь такой ведьмой — останешься без мужа.

— Или у меня муж крутой будет, или я буду одна! — заметила я, гордо подняв голову.

— Сочувствую тому бедолаге, которого ты сочтёшь крутым.

Некоторое время мы гордо молчали. Ученики обходили нас стороной, учителям было не до нас. Родители уже очень долго о чём-то говорили с директрисой. Нам стало очень скучно.

— А я твою маму уже видел где-то, — вдруг сказал Кирилл.

— Может, по телевизору? Она у меня — очень хороший целитель, постоянно совершенствуется.

И скромная очень, могла выступить по телеку, а мне ничего не сказать.

— Не, не там… — мальчик задумчиво потёр левую бровь, потом хлопнул себя по лбу, достал из кармана блокнот, чудом уцелевший в драке, быстро перелистал рисунки людей в полный рост и только лица. И потрясённо уставился на один рисунок. Точнее, на два.

С интересом заглянула через его плечо.

Лицо — мамино. На листке напротив — мама в полный рост, с тугой косой, короной обёрнутой вокруг головы, в каком-то платье странном… Похоже на средневековые, но вот узор… узор какой-то необычный. Я такого на средневековых картинах никогда не видела!

— И точно, она! Я её во сне видел, — растерянно произнёс Кирилл, — Надо же, впервые встретил человека, как в моих снах! — покосился на мою физиономию, пояснил: — Я их рисую. Тех, кто мне снится. Тех, кого запомнил. Мне их слишком много снится — и некоторых забываю.

— Зачем ты свои сны рисуешь?!

— Так, просто… Мне кажется, что в моих снах есть какой-то смысл.

Мы недолго молчали. Я с интересом уточнила:

— А что там делала моя мама?

— Я из-за неё умер, — ответил он задумчиво.

— Что?! Да быть такого не может! Моя мама хорошая!

— Не знаю… У неё был сильный дар, но она им не умела пользоваться. Постоянно делала какие-то глупости… Кстати, она в этом на тебя очень похожа.

Хотела его стукнуть по голове, но он ловко уклонился. И тут же со стоном потёр ушибленный мною ранее бок, не вытерпевший резкого движения.

— Моя мама не могла убить тебя! Она добрая! Она даже насекомых не убивает и комаров кормит!

— Просто я заслонил её собой — и умер, — добавил Кирилл.