Мир внутри
Шрифт:
Второе появление Ивана Ильича в столице можно назвать случайностью. Он прибыл по делам той шарашкиной конторы, склада, на коем прозябал уже пять или шесть лет, занимаясь сверкой и сводкой – и едва сводя концы с концами – и свои, и компании. На последние деньги его отправили выбивать кредит у банка. Он задержался чуть дольше, в голове вызрел рассказ, в сутолоке возвращения его не напишешь, пришлось влезть в долги и остаться на лишние два дня, дописать.
Тогда он второй раз попал в поле зрения масс-медиа. Вернее, сперва в полицию, а затем, оттуда на кабельный канал Хабаровска, рассказавший о депортированном из Токио последнем русском писателе. Это прозвище, данное ему в целях повышения рейтинга программы, прилепилось навсегда.
В самом деле. Мама рассказывала, что и прежде, в ее детстве, книги были одноразовыми, да и бабушка говорила о том же, отвращая внука от графомании то подзатыльником, то подобрев, пирожком. Это классика, да, она есть и будет, на то она и классика, что к ней еще можно приписать. Да и то, все равно никто не читает. Она есть, и этого вполне достаточно.
Все верно. Только школьники, проходя то или иное произведение, брали в рассрочку или напрокат, впрочем, преподавание литературы велось далеко не в каждой школе, так что и такие гости в магазинах редкость. В Хабаровске их было всего два, и оба при государственном университете, то есть, прежде техническая литература и методички, и лишь маленький отдел, он так и назывался: «Пересказы классиков». Когда-то он заходил туда за вдохновением, в ту пору свое творчество казалось схожим с тургеневским. Позднее, эту случайно брошенную в разговор с продюсером мысль, развили в нынешние декорации.
Хотел бы он знать, почему тогда так популярна эта передача? Любопытно смотреть на последнего писателя, или на его потуги творчества? И почему ни одного подражателя – или японская созерцательность на диване перед телевизором берет верх перед остальным? Или быть еще одним «последним» не хочется – глядя на этого.
– После отмены крепостного права граф Толстой, – а Чинами замечательно говорит на русском, почти без акцента, – отказался от своих помещичьих угодий и домов, передал их крестьянам, и сам стал жить с ними. Собирал молодежь, проповедуя опрощение и ненасилие. При этом всегда одевался просто, вот именно так, как мой муж сейчас. Этот толстый непромокаемый свитер с капюшоном, защищавший крестьянина от дождя, и стал называться толстовкой. Конечно, на моем муже его осовремененный вариант, из вискозы и лайкры, но тоже довольно древний, еще до всемирной смуты пошитый в Узбекистане, в ту пору провинции России.
– Все верно, за столь подробный ответ вы получаете дополнительную звездочку. Большое спасибо, а мы переходим к следующему претенденту.
Сперва программу вел один только Такахиро, Хитоми присоединилась около года назад: студия посчитала, что ведущих должна быть пара. Поначалу хотели русскую, но позже отказались в пользу нынешней заводной всезнайки. Наверное, и к лучшему. Тем более, отношения у них сложились дружеские. Не то, что прежде, но кажется, она все поняла и больше не пыталась.
«Он согласился, пара, держась за руки, медленно покинула пустой кабинет, и направилась к соседней двери. Косые лучи солнца спрятались за верхушки елей, когда-то высаженных в парке Победы, и ныне вымахавших, поднявшихся на добрые метров двенадцать.
– Уже поздно, – тихо произнес он. – Вряд ли мы застанем кого еще.
– Он должен быть, я знаю».
Кто-то говорил, особенно, первый месяц после ее появления, что у семьи Хитоми связи, что они воспользовались своим положением в обществе, чтобы продавить дочь на телевидение – даже если и так, новенькая вписалась идеально. Стала прекрасной ведущей, тонкой и чувствующей. Умеющей простить и согласиться с неизбежным.
– Уточните, пожалуйста, вид картуза.
Он не сомневался, что все подробности, выпытываемые сейчас у претендентов, Хитоми прекрасно знала сама, дотошность ее превосходила потребности в суфлерах, в техниках, в специалистах по временам до смуты, с трудом выискивающих крупицы правды в океане легенд, родившихся в последние годы двадцать первого века, и в последующей за этим катастрофой, поистине вселенского масштаба.
Никто не знал в точности, что именно и как происходило. Каковы причины и порядок последствий. Можно лишь предполагать, что началось все со Страны восходящего солнца, ею же и закончилось.
Семьдесят, или около того, лет назад в Японии произошло чудовищное землетрясение. Страна, занимающая в тогдашнем мире ведущее положение, в развитии своем откатилась в третий дивизион, и никто не пришел на помощь. Напротив, многие страны поспешили воспользоваться случаем, чтобы пнуть ослабевшего льва, кажется, больше всех старались Корея и Китай, где находились производства и рабочие силы старшего брата. А потом случилась чудовищная вспышка на солнце. Или проснулись несколько великих вулканов. Или все вместе. Но только человечество оказалось разом лишено всех передовых технологий, что разрабатывали ведущие японские ученые и изобретатели и копировали их менее удачливые европейские, азиатские и американские коллеги. Люди разом утратили привычную поддержку совершенных механизмов, снабжавших их всем необходимым, дарующим свет, тепло, общение, знания. Начался хаос, который кто-то называл Четвертой мировой, кто-то всеобщей гражданской войной, войной всех против всех, а позже стали именовать всемирной смутой.
Только одна страна оказалась не вовлечена в усобицы и распри – та, которую прежде топтали ногами. Она в одночасье поднялась и до сих пор помогала прочим государствам подняться с колен, вернуться в человеческое обличье. Два главных качества японцев: стойкость, невзирая на все трудности, и безграничная вера в свои силы, – сыграли на руку нации. К ней, точно к лодке в бушующем океане, потянулись остальные.
– Не совсем точный ответ. И у нас остается всего два претендента, между которыми мы и разыграем новенький автомобиль.
А он потянулся к Хитоми. Едва она оказалась среди участников проекта. Их познакомили чуть больше года назад, они сели в гримерке Ивана Ильича, где заговорились до самого позднего вечера, даже не заметив этого. Как не замечали другого: разницы в возрасте, мировоззрении, характерах. Вообще ничего не замечали.
«Сама Машенька так же не решилась дернуть ручку второй раз, уверившись, что и этот замок заперт. Странно, подумалось ей, вроде бы не поздно, но на этаже они остались совершенно одни. Да что на этаже, во всей административной секции отеля, разве что дежурный на входе, если никуда опять не отлучился, он один и мог составить им компанию, которой оба не хотели и не желали, довольствуясь обществом друг друга. Максим первым почувствовал это и, подчиняясь мгновенному импульсу, потянулся к Маше».
– Иван Ильич, – Такахиро подошел совершенно незаметно. Головин поднял взгляд, – хотя бы одна эротическая сцена появится в вашем рассказе? Ведь сейчас такой волнующий момент. Да и рассказ из нашего времени.
– Полагаю, стоит спросить об этом аудиторию, – тут же ответил Иван Ильич. Зал оживился, он всегда любил встревать в повороты сюжета. Вот и теперь зрители стремительно тыкали в кнопки. Как и следовало ожидать, большинство высказалось против. Перемены, если и нужны, то не такие. Чего только не переживала в новейшей истории страна: падение императорской семьи, крушение великих компаний, слом традиционных форм правления, да всех устоев прежнего общества. Куда сильнее, чем во времена установления сегуната или революции Мейдзи. Одна из иероглифических азбук была отброшена, старейшая, что говорить об остальном. В годы смуты переменилось буквально все.