Мираж и другие рассказы
Шрифт:
Он представлял, как пальцы укладчика взяли тщательно обмытое в ультразвуковой ванне тельце, завернули в тончайшую пелёнку обёртки и вложили в колыбель-коробку. И теперь маленькие, тихие создания лежат здесь и ждут. Ждут того, кто вызволит их из томительного сна бездействия.
Пьер скользнул взглядом по застывшему в вымученной до автоматизма готовности продавцу. Свет витрины падал на продавца немного сбоку и снизу, углубляя глазные впадины, отчего его угловатое лицо приняло неживой вид. Пьер отвернулся, поднял ворот своего серого пальто и вышел.
Улица встретила его моросящим
Серый прямоугольник его дома выплыл за очередным поворотом, светя жёлтой, щербатой улыбкой окон. Пьер набрал код подъезда.
Он поднялся по лестнице, пошарил в кармане. Брякнули ключи на цепочке. Цепочка имела зажим, выполненный в виде зелёного, с красной пастью крокодила. Зажим купила Пьеру жена, и теперь крохотная, в потёртой красной краске, пасть с непреклонным терпением держалась за ткань внутреннего кармана, сохраняя ключи от потери.
С не меньшим терпением Пьер отстегнул зажим. Открыл дверь и вошёл в темноту прихожей. Вспыхнул свет энергосберегающей лампочки. Жена покупала самые дешёвые, и их свет, неприятно резкий и неестественно белый, делал лицо Жанны похожим на маску. Маску с раскосыми прорезями, из которых с выражением испуганной птицы на Пьера каждый вечер взглядывали блеклые, без ресниц глаза.
— Ты задержался, — сказала жена. Это была констатация факта. — Опять сидел в баре?
— Нет. Я заходил в магазин. — Это был привычный ритуал, игра в вопросы и ответы.
— Зачем тебе магазин, — механически отреагировала Жанна, принимая у мужа пальто и накидывая его на пластиковые плечики вешалки. — С твоими-то доходами. Только душу травить. Лучше бы ты стал хирургом. Сейчас бы жили за городом. Аннет говорит, там сейчас чудно…
Пьер не ответил, пройдя мимо жены в кухню. Всё можно перетерпеть. Серенький, назойливый дождь, сварливый голос жены. Холодный ужин. Ведь в кабинете его ждала Лизетта. Прихлёбывая свой вечерний кофе без кофеина, он предвкушал, как войдёт в кабинет. Как включит свет, подойдёт к своему столу, который жена без всякой жалости называла прозекторским. И займётся любимым делом.
Лизетта появилась в его жизни недавно, и вот уже несколько вечеров он заходил к себе, трепеща, как мальчишка на первом свидании. До неё были другие, но ни одна не вызывала в нём такого острого чувства.
Он включил лампу, и резкий, слепящий глаза свет вырвал Лизетту из темноты. Она была здесь. Она ждала его. Её угловатое, белое, в тёмную полоску тело распласталось перед ним на очищенном от посторонних предметов столе, прижатое сверху грузом и укреплённое металлическими зажимами.
Осторожно, словно она могла убежать от него, Пьер подошёл к столу. Наклонился и погладил Лизетту кончиками пальцев. Она не ответила, но он знал, что это ненадолго.
Он выдвинул ящик стола. Там, на белой салфетке, лежали необходимые инструменты. Он купил лучшее, что мог себе позволить, но продолжал
Но в конце каждого года премию забирала жена с проворством фокусника. И Пьер продолжал мечтать.
Он приступил к делу. Уселся на мягкий стул, поёрзал, устраиваясь поудобнее. Склонился над самым столом, над белым, распластанным пространством тела Лизетты, которое хранило в себе столько ещё неизведанных, или уже знакомых, но таких прелестных тайн. Как всегда, его пробрала дрожь, сладкая дрожь влюблённого юнца. Какое-то время он тщательно занимался Лизеттой, пристально вглядываясь в её суть покрасневшими от резкого света лампы глазами. Потом тяжело вздохнул, выпрямился над столом и помассировал переносицу.
Вот тут, несомненно, нужно почистить. Здесь отрезать, так будет лучше. А тут надо что-то сделать… Нет, если это удалить, будет нехорошо. Он собрал уже отсечённое и принялся прилаживать обратно.
Скомканный материал не хотел принимать первоначальный вид, и Пьер рассердился. Выдохнул, отошёл от стола и походил по вытертому ковру, усмиряя гнев и нетерпение. Он знал, что нужно подождать, иначе будут дрожать руки. А Лизетта заслуживала большего, чем быть просто искромсанной небрежной рукой и выброшенной в мусорную корзину.
Стукнула дверь, на пороге возникла жена. Он не позволял ей мешать себе во время занятий, но она отвоевала право занимать дверной проём.
— Уже ночь, Пьер. Ты собираешься ложиться спать?
Голос её, высокий, дребезжащий, дёрнул мужа за нервы. Нет, сегодня уже ничего не выйдет.
Он открыл ящик стола, аккуратно положил ручку с позолоченным пером на фланелевую салфетку. Выровнял листы нового рассказа и тщательно прижал пресс-папье.
— Уже иду.
— Неужели ты думаешь, что тебе за это заплатят? — скептически спросила жена, забираясь под одеяло. — Кому нужны твои рассказы? Лучше бы открытки сочинял.
Пьер не ответил, укрывшись с головой и вызвав в памяти видение страшной, залитой мертвенным светом витрины с медицинским инструментом. Хорошо, что он не стал врачом. Вся эта кровь, холодный металл, отвратительно. История любви — вот что нужно читателю. Простая, чистая история любви, где нет места ужасам современного мира. И он счастливо вздохнул, зная, что завтра, в тот же час, на столе кабинета его будет ждать тихая и такая живая Лизетта.
Лишняя деталь
Хрустальный монстр покачнулся. Свистнули прозрачные шарниры в суставчатых ногах. Рыцарь в серебряных доспехах проворно ткнул мечом прямо в хрустальный живот, промахнулся и завалился вперёд. Звякнули блестящие латы. Монстр попятился, развернулся, проворно перебирая шестью ногами. Заострённые, хищно изогнутые когти простучали тихую дробь по плитам площадки.
Рыцарь с полуоборота рубанул мечом и попал. Раздался звук, как будто на люстре зазвенели подвески дорогого стекла. Монстр покачнулся, рыцарь оттолкнулся обеими ногами в клёпаных сапогах от пола, прыгнул, занёс меч над головой. Сверкнуло и опустилось серебряное остриё, разя чудовище в горбатую спину.