Миргород
Шрифт:
– Так они теперь власть, что ли?
– размышлял вслух гость, прикидывая мысленно местную пирамиду.
– Сами-то серые еще не власть. Они, как и мы раньше - представители власти. Так выходит.
– А кто же тогда всем этим командует?
– Сам подумай. Если серые - это бывшие менты и полицаи вместе с бандитами, то кто над ними?
– Политики, что ли?
– осторожно спросил Карл, не совсем понимая, куда идет разговор.
– Хуитики! Богатые. У кого деньги - тот теперь и власть. А откуда деньги - это уже никого не касается. Теперь это совершенно никого не касается. Теперь-то их власть. А ты -
– У нас? У кого - у нас?
– Слушай, я же не этот, не народ, типа, не быдло какое. Пусть и опустился маленько. Но я же вижу. Ты у нас тут человек новый, приезжий, можно сказать. Я вот смотрю -- и верю. Повидал, небось, всякого.
– Так поезда же не ходят?
– сделал лицо Карл.
– Вот лучше не рассказывай ты мне за поезда и всякие туманы. Лучше ответь: как с этим всем у вас?
– У нас... У нас, знаете ли, по-разному. Даже очень по-разному. Но, конечно, далеко не так.
Этого старика Карл нашел сам. Погулял по городу, послушал, впитывая информацию. Посидел в парке. Понаблюдал с набережной, как ловится рыба у постоянных и непременных в таких городах рыбаков. Подумал, крутя в руках карту и так и этак. Почитал названия улиц-переулочков, в очередной раз удивляясь фантазии местных властей. А потом просто свернул не там, где обычно. Прошел чуть дальше. Остановился, принюхался, взял правее. Откашлялся громко в темном тупичке, в дальней стене которого светилась дыра как раз под человека. Подождал несколько секунд, а потом медленно и осторожно, но не прячась, сделал еще несколько шагов вперед.
Рук не пожимали, имен не называли. Как-то сразу и просто начался разговор.
– А как все начиналось - помните?
– Мне ли не помнить? Сам все видел! Участник, так его, событий.
***
Тревожная группа мялась у дверей. Лейтенант докладывал, смотря в угол, не в глаза:
– Товарищ полковник! Не можем исполнить приказ - народ не пускает.
– Что значит - не пускает?
– То и значит... Вы в окно-то поглядите!
За окном в серых сумерках колыхалась плотная толпа. Никаких ярких флагов или заранее подготовленных транспарантов. Не митинг или внезапная и никем не разрешенная демонстрация. И не пикет - тут народа поболее будет, чем на любом пикете.
Стояли крепкие молодые парни, сунув руки в карманы, ежась от легкого осеннего морозца. Стояли кряжистые работяги - отцы больших и малых семейств из тех домов, что выстроились огромным человейником вокруг. Стояли моложавые пенсионерки с ярко накрашенными губами. Стояли совсем старенькие бабушки, повязавшие по две шали - на голову и на поясницу. Инвалиды. Ветераны войн и конфликтов, сверкающие навечно привинченными к единственному пальто наградами. Школьники и студенты. Стояли все. И смотрели на окна отдела внутренних дел.
– Прошу расходиться!
– кричал натужно капитан Середович в поданный сзади мегафон.
– Не мешайте органам внутренних дел вести свою деятельность! Не мешайте нам работать, в конце концов!
Вот зря он так надрывается. Тут мягче надо. С людьми ведь так - если на них давишь, так и они так же в ответ. И чем сильнее давишь, тем сильнее можешь получить
– Может, ОМОН вызвать?
– негромко из-за спины предложил кадровый начальник майор Петрук.
– Это же не наша работа - толпу разогнать?
Он всегда говорил, как будто спрашивал. И каждый тут же обычно начинал ему отвечать, разъяснять, отчитываться. И получалось, что он - как старший, как умный - спрашивает правильные вопросы. А отвечающие тут же вроде как своим умом доходят до правильного ответа. За это Петрука в отделе уважали. Но не любили. Он же о чем угодно - спрашивал!
– Да? ОМОН тебе? Ну, представь - приезжает автобус. Выгружается. Строятся орлы, щитами огораживаются, забрала опускают. А народ спокойно расходится - и все. И что я скажу потом руководству? Как отчитаемся о цели привлечения сил и средств? Нет, ты мне панику раньше времени не поднимай. Тут надо мягче, аккуратнее. Это же наши люди, в конце концов!
Хорошо сказал полковник, красиво. С душой. С болью в голосе. Только сам не пошел на крыльцо, не стал уговаривать людей разойтись - не барское это дело. Не командирское. Подчиненных хватает.
– Ну, может, пусть тогда служба участковых разбирается? Это же их люди, в конце концов?
– опять вроде как спросил Петрук.
– Или что?
– Коренева ко мне!
– рявкнул в микрофон полковник, зажав черную кнопку на панели.
– Срочно!
Ожидание было не долгим. К концу дня обычно все службы собирались в отделе. Надо было "отписываться" по всему, что произошло или даже не произошло, а вовремя сумели предотвратить, или просто так - что сделано за день. Вот и начальник службы участковых занимался бумаготворчеством в своем тесном кабинетике через дверь с прокуренным залом для всех участковых сразу. Все равно места всем не хватало, поэтому столы там выделялся на двоих. И если и сидели тут участковые, то по очереди - тоже для бумажных дел. Основная их работа была как раз там, в народе, во дворах, в пунктах охраны общественного порядка, с древних уже времен заведенных практически в каждом квартале.
– Товарищ полковник...
– Это я пока что - полковник, Коренев, - прервал его начальник.
– Это ты - пока что с двумя звездами. Это все у нас с тобой временное, если не решим мы кое-чего срочно и быстро. Это вот - что, погляди? Это твои люди там? Или как? А?
– Или где..., - пробормотал подполковник Коренев будто бы про себя.
– Что-о-о?
А дальше слов не было. То есть, они были, конечно, но их записывать было некому, да и нельзя. Поэтому Коренев просто осторожно выглянул в окно. Постоял немного, поглядел, вздохнул.
– Ну, наши, да. Многих узнаю даже. И что?
– В чем проблема?
– Да задержали ваши тут одного, - слово "ваши" он специально выделил, как бы в отместку за "наших".
– Описали. Запротоколировали. Все, вроде, как положено. Теперь бы его надо отпустить под подписку - а тут народ, значит. Не дает.
– Чего хотят?
– уже спокойнее спросил начальник.
– Известно чего - справедливости.
– Ты мне тут политику не рассусоливай! Конкретно - что?
– Да - то, блин! Пацана этого сейчас не выпустить -- просто порвут. Наших не пропускают. Не драться же с ними!