Миргород
Шрифт:
Сколько лет, кстати? Когда они тут воевали и когда все началось? И не надо об этом задумываться: наверняка, есть библиотеки, есть газеты, из которых можно узнать историю города - полезно. Он сделал себе зарубку в памяти: библиотеки. Обязательно - библиотеки. Местная пресса. Даже странно, что до сих пор нигде не побывал. Хотя, чего тут странного? Сколько он тут, в городе? Месяца даже не прошло?
Перед крутым поворотом улицы, где площади еще не было видно, но шум толпы стал отчетливым и ясным, стоял спиной к Карлу невысокий плотный гражданин. Просто стоял. Один. На самой середине дороге.
Карл попытался аккуратно обогнуть его слева. Опять перед ним спина. Наверное почувствовал,
Карл шагнул вправо - опять этот коренастый перед ним! Причем так стоит, что ничего за ним не видно. Хотя ростом - ниже. Вот как это может быть?
Карл еще шагнул в сторону - опять спина. Он попытался чуть подвинуть гражданина.
– Позвольте, - и рукой в плечо, чтобы пройти.
Тот не позволил. Ничего не сказал. Просто остался стоять, даже не качнувшись. Как свинцом налитый. Тяжелый. Скала - не человек!
Да что же такое-то? Карл толкнул уже с силой, но ничего не добился, кроме негромкого:
– Документики предъявите, уважаемый. Кто, куда, по какой такой надобности?
Из-под полей шляпы тускло смотрели какие-то оловянные глаза, челюсти пережевывали бесконечную жвачку.
– Ну, так как?
– Вы не из милиции!
– воскликнул Карл в сердцах, протягивая свою карточку.
– Это совсем другая школа! Я же помню...
Он действительно вспомнил почти такой же эпизод в своей жизни. Только тогда он сам увидел на лацкане многоцветный маленький значок-розетку, который заранее показали всем ответственным лицам, чтобы узнавали по этому значку тех, кому было положено, кому было можно. Увидел и отошел в сторону, понимая, что просто не пускают. А тут - та же техника, те же ощущения, но серый костюм и такая знакомая шляпа.
– А что вы думаете, нам теперь запрещено работать? Или вы считаете, надо было нам всем разом покончить с собой, раз время и порядки переменились? Всем собраться и застрелиться? А вот нет. Наши знания - на пользу демократии. А вот как раз вам туда и нельзя. Вы у нас гость - вот и гуляйте пока. Скоро там все закончится, тогда пущу.
– Да что закончится-то?
– - А демократия. Как есть - чистая, прямая и незамутненная. Голосование.
– - По какому поводу?
– - А по любому. У нас тут давно все гласно и демократично. А потом, как и положено при демократии, все исполняют принятое. И не дай никому никто оступиться и отступить. Тут-то мы и вступимся.
– -
Глава 10. Серые.
Костер горел жарко и бездымно в неглубоком приямке. Вокруг высились этажами, как плоскими фанерными декорациями в театре, развалины домов. Кое-где стены еще сохранили цвет краски, которой были покрашены когда-то в мирные времена. Седой и удивительно грязный новый знакомый успевал поддерживать огонь, внимательно прислушиваться к окружающему, смотреть за кипящей в котелке жидкостью и разговаривать, объясняя новичку правила жизни. Ему нравилось разговаривать. Это было видно по тому, как красиво он говорил, как артикулировал, вроде актера на сцене. Наверное, он давно ни с кем не говорил.
– Понимаешь, - говорил старик, медленно, помешивая горьким тополевым прутиком в закопченном котелке.
– Вот были мы когда-то милицией. Что смотришь? Удивляешься, да? Не веришь? И я был. И в званиях, с погонами и всякими шевронами и прочим. Потом, значит, полицией их назвали, потому что милиция, мол, это совсем из другого времени. А потом и вовсе такое началось...
Он ловко снял котелок с костра, одним движением смахнул пену и разлил черную жижу по расставленным на кирпиче стаканам.
– О!
– поднял брови Карл, с опаской сначала принюхавшись, а потом пригубив.
– Это - кофе!
– Или!
– Так все же о серых...
– Я с ними, с падлами этими, на одном поле срать не сяду. Это же такая профанация и даже прямая коррупция, - покраснел и стал почти кричать сипло, но не очень громко, чтобы звуки не вырвались дальше установленной границы в виде полуразрушенных стен.
– Понимаешь, это давно началось, - продолжал натужно сипеть он.
– Сначала просто ментов моих за деньги подряжали на разные свои мероприятия. Охрана в форме, при оружии - все дела. А потом они все и вовсе спелись. То есть, что те, что, понимаешь, эти - без формы сразу и не поймешь. Те же фиксы, те же татуировки по рукам, цепи золотые на шее такие же. Только одни вроде как при исполнении, выходит. А другие...
– Из интереса? Бесплатно?
– Да ладно - бесплатно. Скажешь тоже. Там бригадир получал больше начальника райотдела. Точно, точно. Я же знаю. Мне все расклады показывали.
Они несколько минут просто смотрели по сторонам, вдыхали запахи сырости, крапивы и какой-то очень пахучей травы, пробивающейся сквозь кирпичные развалы, грели руки над костерком, отпивали потихоньку из стаканов, вставленных для удобства в старые помятые железнодорожные подстаканники.
– Вот, скажи, дорогой наш герой и гость города. Вот как ты понимаешь. Если тебе сейчас сказать "коричневые". Ну?
– Фашисты, что ли?
– откуда-то сразу вспомнил Карл.
– Вот, понимаешь, значит. А - "красные"?
– Выходит, коммунисты.
– "Голубые"? Тьфу, зараза.
– Ага, тьфу.
– Вот. То есть, имеешь представление и исторический опыт. А у нас теперь - "серые". Сначала, когда все так вот сделалось, и только налаживался нынешний порядок, этих звали братками, а тех - ментами. Когда они вместе стали, и одновременно как бы против всех, против и тех и этих, они сами себя стали называть "серыми братьями". Понимаешь, да? Они, вроде, верующие все стали. Церкви деньги отстегивали, кресты носили. И в сером, как в форме специальной. Кстати, очень удобный цвет. Тут как-то пытались у нас черную форму ввести. Ну, совершенно ведь не эстетично. Она ж пылится, все видно, как на белом. А на сером - фиг что углядишь. Ну, оделись еще, как чикагские гангстеры. В сером, в пиджаках длинных, да в шляпах этих. С них шляпы те и пошли, кстати, в общую моду. Как они в шляпах вышли, так и молодежь стала под них косить, а там и вовсе стало неудобно без головного убора разгуливать. Вроде как-то даже стыдно, что ли. Ну, сам представь. Все в шляпах, а ты - нет. Как баба, что ли... Или пацан неразумный. Или как во сне, когда вокруг народ, а ты вдруг голый. То же и с оружием потом. Только если ты в него стрельнешь, даже если защищаясь - тебе не жить. А вот если он, так его пожурят, конечно, по шее дадут, да на другой участок перекинут. Чуешь разницу в подходах?
– Так они, значит, братьями зовутся?
– Официально если, полностью - серые братья. Только дураки у них там сидели в верхах. Полные дураки. Народ - он длинные названия не любит. Он их во рту попереворачивает, постучит по зубам языком, а потом бац - и вот вам просто "серые". И никто их больше никак по-другому и не зовет. Вот, при серых живем теперь... Как при волках. И помним, помним, что серых обязательно сменяют черные. И боимся этого, книжек начитавшись, и не хотим. Никто ведь не хочет. А раз не хотим - значит, этих серых фактически и поддерживаем.