Миргород
Шрифт:
Мысли - мыслями, а руки привычно готовили еду. Вернее, это он так говорил просто - еда. Пища еще - и так тоже можно было назвать. Что ел? Да, разную пищу. На самом деле, когда готовил для себя сам, старался, чтобы было вкусно и красиво. А самое главное, во время готовки руки были заняты, а голова свободна. Можно было обдумать сегодняшнее. И вчерашнее. И более раннее время - вплоть до момента, когда проснулся на верхней полке в пустом купе. Раньше просто не получается. Раньше все скрыто в непонятной темноте и головной боли.
Кстати, а не туман ли в этом виноват? И это тоже надо обдумать...
Сегодня Иеро снова прошелся по рынку,
Так что сметана была вроде как подарочная. Правда, денег он сколько-то оставил. Но тоже вроде как в подарок.
Руки привычно точили ножи на найденном в столе бруске, раскладывали покупки. Может, он раньше поваром был?
В плите нашлась глубокая сковорода с плоским дном. А то бывают такие, что выгнуло их жаром, пузырем таким, так ничего в ней и не приготовить. Стеклянная крышка тоже нашлась. Газовая плита зашипела, плюнула сначала красным, а потом конфорка занялась неровным грязно-голубым пламенем.
Вот и еще один вопрос, один из множества накопившихся: откуда здесь газ? Что, тоже на месте производят? Прямо вот в самом городе? Тут его добывают, тут же очищают, тут распределяют? Кстати, сделать зарубку в памяти - порасспрашивать местных. Хотя, кого и о чем тут расспрашивать? Они либо просто не понимают вопроса, смотрят, как на идиота. Либо рассказывают какие-то сказки и легенды местных проспектов.
Желтый солнечный почти прозрачный сочный сладкий перец резался с хрустом и брызгами. Ел глаза луковый запах. Добавлял остроты и заставлял глотать слюни мелко построганный чеснок. Все по очереди в сковороду, в раскаленное масло. Перемешать, накрыть крышкой. Теперь быстро порубить свежий кабачок-цуккини. Помидор для цвета. И тоже туда, в уже помягчевший перец, к уже зазолотившемуся луку. И морковку. Большую, крепкую. Некоторые морковь трут на крупной терке. Он же только резал. И в продукте получались яркие оранжевые вкрапления -- это же красиво, в конце концов! Тоже туда. К запахам этим. Пока там все шипит, пыхтит сердито и плюется, разобраться с мясным лотком. Взял кусок свинины. Самую мякоть. Режется хорошо - это потому что нож наточен правильно. Кубиками, небольшими - с фалангу мизинца, чтобы если ложкой, так удобно было бы, а если вилкой, так и вилкой хорошо. Теперь все это - в овощи. Перемешать несколько раз, смотря, как белеет мясо, как булькает сок. Сока много - овощи очень сочные. Ну, пожалуй, пора. Иеро большой ложкой вывалил с полбанки сметаны в сковороду, тщательно перемешал все, посолил, поперчил, облизывая ложку - хороша сметанка!
– и накрыл крышкой, убрав огонь на самый-самый минимум. Только добавил чуть кипятка из чайника, чтобы жидкость была чуть сверху овощей и мяса. Теперь ждать. Пусть потушится. Пусть поварится. Зато теперь будет еды, если в гости никто не придет, на все три дня. И вкусно, и красиво, и полезно.
Ха! А вот и звонок в дверь. Гости все же будут?
Он прошел в прихожую, покосившись по пути в сторону тумбочки, на которую выложил пистолет после смазки...
Но опять - совершенно не чувствуется какая-то опасность. Просто вот нет никакой опасности - и все.
Дверь настежь, улыбка навстречу:
– Здравствуй, Карл! Добрый вечер, Мария! К ужину, вовремя.
Карл молча протянул пакет со звенящим содержимым.
– Ого! Одна бутылка звенеть не может?
– Машка водку не пьет.
– Прошу к столу, уважаемые гости!
– М-м-м... Запахи - от самого крыльца! Может, ты - повар? А? Гость города?
– Может быть, - улыбался Иеро.
Все-таки вот так, в компании, ужинать будет гораздо приятнее. И интереснее - можно будет поговорить. Под горячее, под вкусное...
– Как у нас было и с чего началось? Про войну, что ли? Или про вообще? Ну, это все помнят, как начиналось. Вон, пусть даже хоть и Мария расскажет - все на ее глазах. Опять же у каждого свой фокус зрения. Так что - давай, Маша, расскажи гостю!
***
Весело хохоча и громко о чем-то перекрикиваясь, через вертушку перепрыгнули два великовозрастных обалдуя в ярких куртках и фирменных белых с черным кроссовках. Рюкзачки за спиной, наушники, закрывающие уши, провода, тянущиеся в обширные карманы, бейсболки, немного не по погоде, но зато фирменные, с названиями настоящих бейсбольных команд. С тем же дурацким смехом, раздвигая некрасиво толпящихся женщин, они двинулись было в конец автобуса, но наткнулись вдруг на двух крепких мужиков в простых пуховиках.
– На выход, мелочь!
– А? Чего? Чего надо?
Их подтолкнули к открытым средним дверям:
– Сами выйдете? Или помочь вам?
– угрожающе придвинулся один из мужиков.
– Что вы пристали к детям?
– взвизгнула какая-то бабка.
Один оглянулся, молча посмотрел на нее, прищурился недобро. Потом широко улыбнулся:
– А вы, бабушка, как раз проходите, проходите. Согласно купленных билетов и бесплатных проездных. Вон, там сейчас вам место уступят. Вон, там.
И тут же, повернувшись к молодым и перестав улыбаться:
– А вы, дети, марш на выход!
Недовольно бурча себе под нос ругательства, "дети" прыгнули на улицу и снова пристроились в конец очереди. А в открытую среднюю дверь быстро и ловко скользнул невысокий мужичок в кепке с звякающим пакетом в руке. Он шагнул вверх по ступенькам и резко остановился, упершись грудью в подошву ботинка.
– Вы чего, мужики?
– Вон отсюда, нищеброд! Иди через кассу. Ну!
– Совсем охренели, фашики проклятые, - спрыгнул тот со ступеньки на улицу, и тут же сомкнулись двери.
– И правильно!
– заявила громко какая-то тетка с сильно накрашенным лицом.
– Почему я беру билет, а они - нет?
– Может, у них денег нет?
– предположила бабка.
– Нет денег - ходи пешком! А то добрые все стали!
...
Трель свистка только подстегнула перескочившего через турникет парня лет двадцати пяти. Он метнулся со смехом вниз по лестнице, но почти тут же вынужден был остановиться. Двое крепких ребят того же возраста прихватили его за руки и потащили обратно, к стеклянной будке, возле которой уже появился вышедший из своей комнаты сержант милиции.